Потом я разменял пятьдесят тысяч долларов из притащенного дядей Мишей дипломата, причем представ во время этой операции не самим собой, а Валерием Липкиным – такое имя с фамилией стояли в паспорте, недавно приобретенном мной вместо пневматического «макарова».
«И существенно дороже него», – не преминула напомнить жаба.
Затем тот же самый Липкин на электричке проехался до Дмитрова и купил там подержанный челябинский бульдозер Б-10М – за четыреста тридцать тысяч рублей и в очень приличном состоянии. Отогнал его примерно на километр от места покупки, дождался темноты и открыл переход в Форпост. Впрочем, это, скорее всего, проделал уже Николай Мещерский, но точно я сказать не мог, потому как для межмировых переходов пока, слава богу, еще не требовалось показывать паспорт.
За это время дядя Миша тоже обзавелся таблицей, и мы сели сравнивать мою и его, потому как самостоятельно путешествовать между временами майор не мог.
Даже при беглом взгляде было видно, что у дяди Миши почти отсутствуют белые клетки. Впрочем, и черная тоже была всего одна, а основной массив был раскрашен в красный и желтый цвета. Впрочем, имелись и три зеленые полуклетки, но все они были на переход оттуда сюда.
– Значит, придется погостить у нас еще неделю, – резюмировал я. – Дожидаемся вашей желтой, у меня в этот день будет белая, и отправляемся в Москву. Там вы сидите еще четыре дня, потому как не пропускать же зеленую клетку, у вас их и так мало.
– Да, но у тебя же в это время будет красная!
– Так я никуда не пойду. Отправлю вас домой, а сам останусь в Москве еще на пару дней, чтобы воспользоваться вот этой желтой. Заодно и тросов прикуплю, на которых наш бульдозер будет оттуда металлолом вытаскивать. Кстати, интересно – а для техники нет похожих графиков? Впрочем, даже если они есть, Женя тут ничем не поможет, придется ломать голову самому.
А вскоре произошло сразу два события. Первое состояло в том, что однажды вечером ко мне заявился Поль.
– Хочешь озвучить какие-то соображения, не высказанные на прошедшем совете? – поинтересовался я.
– Да. Они касаются того, что будет у нас к моменту, когда там пройдет год с заблокированной возможностью межмировых переходов. То есть когда снова появится возможность открыть дырку между там и здесь.
– Согласен, интересный вопрос. Но в астрологии я не силен, а дожить до того момента не может надеяться никто, будь у него хоть вся таблица сплошь из зеленых клеток. Кстати, твоя-то скоро будет готова?
– Женя обещал закончить ее дня через два. А вот про то, возможно ли кому-то из нас прожить триста лет до следующей разрешающей фазы, я и хотел поговорить. Можно, причем это не так уж и трудно. Просто эти наши триста лет придется просидеть там, в двадцать первом веке. Где пройдет всего лишь один год.
– Да, это возможно, но в чем смысл?
Вообще-то я, кажется, и сам потихоньку начал соображать, что тут имеется в виду, но все-таки пусть Поль конкретизирует, а то мало ли.
– Их два, – сообщил он, – и не могу сказать, какой важнее. Первый заключается в том, что в момент контакта наших потомков с той Россией и миром будет иметься посредник, отлично знающий тамошние реалии. А то ведь, сколько документов ни натащи, все равно по ним трудно будет составить объективную картину. Даже язык, и тот за триста лет наверняка здорово изменится!
Второй же смысл касается нашего будущего государства. Пока мы живы, можно надеяться, что оно будет развиваться в желательном направлении, и некоторое время после смерти последнего из нас тоже. Но что потом? Как ни крути, всегда остается риск отклонения от генеральной линии.
Ага, это уже из «Краткого курса», мысленно усмехнулся я.
Поль же продолжил:
– Вот как ты считаешь – смогла бы правящая элита твоей страны столь бесстрашно лгать, воровать и грабить, существуй отличная от нуля вероятность, что в один прекрасный момент может вернуться, например, Сталин? Как минимум такая возможность заставила бы ее покрываться холодным потом на каждом неправедно нажитом миллионе. Да и было бы их поменьше, как мне кажется. Более того, и развал Союза в таком варианте имел бы куда меньше шансов на успех. А уж Хрущев еще при первой мысли сделать свой знаменитый доклад на двадцатом съезде наверняка задумался бы, чем это чревато для него лично. В общем, история в таком варианте пойдет по другому пути, который будет как минимум не хуже свершившегося. Или существенно лучше, что мне кажется более вероятным.
Я попытался представить, что начнется, если в России двадцать первого века вдруг воскреснет Сталин. Но ничего особо интересного перед моим мысленным взором не предстало. Ведь ясно же, что власти, только-только прознав об этом, мгновенно его ликвидируют, не особо заморачиваясь приличиями, – для них это без преувеличения вопрос жизни и смерти. И даже если тому будут сотни свидетелей – ничего страшного. Свора убеленных сединами академиков тут же объяснит, что это была коллективная галлюцинация, и в дальнейшем любые упоминания на данную тему пойдут по статье «экстремизм», а упоминания об упоминаниях приравняются к порнографии и, наверное, для гарантии еще и оскорблению чувств верующих.
Все это я высказал Полю, но ответ у него уже был:
– Правильно, и поэтому нам надо принять соответствующие меры. Например, создать какой-нибудь «Орден Ожидающих» и закрепить его существование в конституции. Это будет организация с минимальными правами, достаточными только для поддержания ее существования, но с одной важной оговоркой. Как только появится ожидаемое лицо, права моментально расширятся до максимально возможных.
Ага, подумал я. Вроде достаточно красивая идея. Но зачем воскресать должен именно Сталин, то есть первое лицо государства? Например, в Российской Федерации ничуть не меньшее впечатление произвело бы появление Лаврентия Павловича. А уж если во главе пусть даже небольшой, но организации, то и тем более. Так что пусть Поль помаленьку продолжает наращивать тот немного жутковатый авторитет, что у него есть, и параллельно готовится прожить год в двадцать первом веке. Кстати, судя по его виду, он уже догадался, что я хочу ему предложить.
Но, как уже упоминалось, событий в этот вечер случилось два. Второе заключалось в том, что в двенадцатом часу ночи у меня родился сын, тут же названный Андреем.
Из-за того что после получения от доктора Зябликова бумажек в цветную клетку мы начали синхронизировать с ними походы в двадцать первый век, эти посещения стали происходить реже. К тому моменту, когда там кончилась осень, у нас прошло почти три года. И сейчас шел девятый год новой эры, он же одна тысяча пятьсот восемьдесят восьмой от рождества Христова.
