выступление же не подготовили. А если отряд не выступит, влетит Елене Евгеньевне. А она тут вообще ни при чем, они же сами разругались…
— Ну, — Марчуков посмотрел на меня исподлобья.
— Если кто и может спасти ситуацию, то это ты, — сказал я.
— Так времени готовиться уже почти нет, — Марчуков задумчиво поковырял кедом землю.
— Да ладно, — я хмыкнул. — Много ты готовишься, чтобы свои истории жуткие рассказывать. Про жрущий мозги конский волос или, там, про мертвецов с разными глазами…
— Так это же совсем другое! — взвился Марчуков.
— Ничего не другое, — я махнул рукой.
— У других будут всякие танцы и песни, а это я совсем даже не умею, — растерялся Марчуков.
— Ну и пусть себе танцуют, — сказал я. Блин, ужасно не хватает Друпи сейчас, думаю, она бы поняла еще до того, как я начал объяснять. Кажется, в Советском Союзе было не в ходу понятие «стендап». Но юмористы, вроде как, выступали… Жванецкий, там… Петросян… — Мы же уже взрослые, Нам необязательно кривляться на сцене. Короче, идея такая. Вы с Друпи выходите на сцену и начинаете рассказывать всякие байки. Как только один замолкает и начинает теряться, второй подхватывает.
— Ааа! — глаза Марчукова блеснули пониманием. — Как в «Вокруг смеха»?
— Да, точно! — я покивал. — У нас есть еще до полдника время, чтобы чуть-чуть подготовиться, надо только Друпи найти…
Глаза Марчукова загорелись. От нетерпения он даже подпрыгивать начал, так что стало понятно, что моя помощь тут больше особенно не требуется. Нашему Олеже только повод дай проявить безудержную фантазию, и он тут же начинает фонтанировать идеями. Он рванул к воротам искать Друпи, что-то пробормотав про то, что она говорила, что до обеда освободится. А мы с Мамоновым остались стоять рядом с входом в комнату отдыха.
Хороший человек Мамонов. По нему было заметно, что он хочет задать на меня насесть с вопросами. Или про мою ссору с отцом, или про то, поговорил ли я с Еленой Евгеньевной. Но я уселся прямо на траву, завис и задумался, а он просто сел рядом, сорвал травинку и стал молча делать вид, что ничего такого особенного его не интересует.
Занятное дело… Похоже, Чемодаков меня давно знает. Ну, в смысле, Кирилла. Я-то сам тоже давно знаю Чемодакова, но уже как я сам, а не как Кирилл. Интересная точка пересечения двух наших судеб. Второе рукопожатие, практически. Но сам я никакого Кирилла Крамского в собственной жизни не помнил. Как и его родителей. А это значит… Да ничего это не значит! Ровным счетом, ни-че-го. Мы уехали из Новокиневска, когда я был еще совсем мелким. И практически со всеми здесь связь прервали. Ну, кроме, например, вот этого самого Чемодакова, который у нас дома появлялся. Могли ли мои родители дружить с родителями Кирилла тоже? Да запросто! Просто у нас разница в возрасте — четырнадцать лет. Даже пятнадцать. И подростку Кириллу до меня, и мне до Кирилла было так же далеко, как… Ну, не знаю. До туманности Андромеды какой-нибудь. В детской среде разница в возрасте довольно сложно преодолимый барьер. И даже если предположить, что мои родители ходили в гости к родителям Кирилла и брали меня с собой, то для Кирилла я был надоедливым сопляком, за которым его, наверняка, заставляли присматривать, пока взрослые застольничают, а Кирилл для меня — угрюмым взрослым дядей, который не хотел со мной играть в машинки, а хотел читать книжку. Какую-нибудь «Планету бурь». Или, там, «Марсианские хроники».
Мысль автоматически перескочила с чужого творчества в твердом переплете на мое собственное. В тетрадке. Той самой, из-за которой сегодня и случился… гм… инцидент. Отец не дал мне сдачи. Я ударил и отступил. Опустил руки и ждал его реакции. А он размазал каплю крови под носом и посмотрел на меня так… удивленно. Потом возмущенно. Потом испуганно. Потом Артур Георгиевич возмутился, мол, что этот сопляк себе позволяет?! А мой отец одернул его за рубашку. Дальше я смотреть не стал. Развернулся и пошел в лагерь. В принципе, отец должен быть доволен. Он же хотел, чтобы Кирилл стал настоящим мужиком… Впрочем, на самом деле, мне было все равно, какие выводы сделает этот незнакомый дядька. Мне хватило выражения его лица. И еще — железобетонной уверенности в том, что я поступил правильно. Жалко, что накачался я еще недостаточно, чтобы удар получился посильнее. Но и так тоже неплохо вышло. Я потер правую руку с парой ссадин на костяшках.
— Пойдем найдем Елену Евгеньевну, — сказал я, вернувшись к реальности. — Надо ее предупредить про наш план.
— Что-то мне кажется, что после выступления этих двоих ей все равно влетить, — хохотнул Мамонов.
— Ну пусть лучше так, — я недоуменно посмотрел на все еще зажатый в руке пакет с ирисками. — Хотя бы будет за что.
Артур Георгиевич попался мне сразу после полдника, как раз в тот момент, когда родители и дети потянулись к клубу. Наш воспитатель с деловым видом вышагивал в сторону жилой зоны лагеря. В руках — бумажный сверток продолговатой формы. Опять тащит к физруку бутылку? Мой отец привез ему из города «гостинец»?
— Артур Георгиевич! — я ускорился, чтобы догнать нашего неуловимого воспитателя.
— Чего тебе? — раздраженно бросил он, даже не подумав остановиться. — Мне некогда!
— Я займу совсем немного вашего времени, обещаю, — я широко улыбнулся и подмигнул.
— Ты хочешь поговорить о своем безобразном поведении с отцом? — воспитатель остановился и бросил тоскливый взгляд в сторону домика физрука. Ну, наверное, именно в ту сторону. Хотя может я просто не знаю, что у него сейчас на личном фронте. Вряд ли после конфуза с Аллочкой он перестал обращать внимание не прекрасный пол. — Я ничего никому не рассказал, только потому что он меня просил клятвенно пообещать, что…
— Вовсе нет, — сказал я, глядя в лицо воспитателя честным и открытым «пионерским» взглядом. — Артур Георгиевич, мы с друзьями очень хотим посмотреть фильм «Пираты двадцатого века». Но к нам в
