кризис, — добавил царь, — так что можем выплатить либо серебром примерно к Рождеству, либо сейчас пятипроцентными облигациями.
— Серебром, — сказал Саша, — я подожду, у меня пока есть.
— А Якоби согласился на облигации, — заметил папа́.
— Он бедный русский учёный, — посочувствовал Саша. — Кстати, он сделал связь с Москвой? А то от меня же всё засекретили.
— С Москвой? — переспросил папа́.
— Да, я ему объяснил, как. Но не уверен, что сработает.
— Я пока об этом не знаю, — сказал царь. — Ты думаешь, это возможно?
— Я уже говорил, что ограничений по расстоянию нет, — заметил Саша, — всё зависит от размера антенны, высоты, на которой она расположена, и мощности источника. Но надо экспериментировать. Может быть, начать с Великого Новгорода, Малой Вишеры или Твери.
— Денег нет, — прямо признался царь.
— Там нужно две с половиной копейки, — сказал Саша. — Я, наверное, столько найду. Только мне нужен допуск к проекту.
— Хорошо, — кивнул царь. — Надеюсь на твою скромность.
— С финансами совсем плохая ситуация? — поинтересовался Саша.
— Да, — вздохнул папа́.
— А можно с цифрами? Я с цифрами лучше понимаю.
— В банках примерно в десять раз меньше рублей, чем могут потребовать вкладчики, — раздражённо объяснил царь. — Теперь понятно?
— Почти, — невозмутимо сказал Саша. — А бюджетный дефицит?
— Двадцать четыре миллиона.
— А внешний долг?
— Больше миллиарда, — вздохнул папа́.
— Теперь понятно, — усмехнулся Саша.
— Ты ещё смеёшься!
— Папа́, у меня есть одна идея.
— Ты нашёл философский камень?
— Не совсем, — проговорил Саша. — И я не знаю, есть ли там 24 миллиона.
— Да? — спросил царь. — Говори!
— В Сибири, я не знаю точно где, но скорее всего недалеко от Байкала, есть река, которая называется Вача, — сказал Саша. — Я видел во сне, как там моют золото.
— Гм… — сказал папа́. — Никогда не слышал этого названия. Выясню у Венцеля.
— Иркутского губернатора?
Отец кивнул.
Возвращаясь к себе после семейного обеда, Саша напевал про себя песенку Высоцкого, которую не решился исполнить из-за крайнего анахронизма:
'Но послал Господь удачу —
Заработал свечку он!
Углядев, что горько плачу,
Он шепнул: "Вали на Вачу!
Торопись, пока сезон!"
Что такое эта Вача —
Разузнал я у бича:
Он на Вачу ехал плача —
Возвращался хохоча.
Вача — это речка с мелью
В глубине сибирских руд,
Вача — это дом с постелью,
Там стараются артелью,
Много золота берут!'
Вечером он предпринял попытку навязать Гогелю одолженные 10 рублей, но гувернёр отказался наотрез.
— Я-то думал, — сказал он, — а это же на благое дело.
Саша сел за письменный прибор и написал дяде Косте:
'У меня появился друг. Князь Пётр Алексеевич Кропоткин, из Смоленских князей, первый ученик четвертого класса Пажеского корпуса. Мы вместе занимаемся воскресными школами для рабочих.
Петя отлично владеет французским и немецким: может цитировать «Фауста» целыми страницами. Но он сирота, и мачеха совсем не даёт ему карманных денег, а отец играет в скупого рыцаря.
Я посоветовал Пете взять переводы.
У тебя нет ничего в «Морском сборнике» с немецкого или французского перевести?
Английского он пока не знает, но, думаю, это временное явление'.
Статья на немецком, из которой Саша понял только, что она про какие-то паровые машины, прибыла уже на следующее утро.
В среду Саша встретился с Кропоткиным в школе Магницкого на уроке латыни и торжественно вручил статью.
— Нужно перевести с немецкого для «Морского сборника», берёшься?
— Да, — кивнул Кропоткин. — Спасибо!
— Если хочешь, можешь сюда на английский походить, — сказал Саша. — Не пожалеешь. Английский мало, кто знает.
— Хорошо, — сказал Петя.
Потом они поехали в Царское село, и Саша представил другу Генриха Киссинджера, который в прошлый раз где-то шлялся по дворцу.
Рыжий разбойник значительно увеличился в размерах за пять месяцев жизни во дворце, но стал куда спокойнее: великодушно дал себя погладить, но быстро удалился на кресло дрыхнуть.
А друзья пошли вытачивать для него очередную когтеточку под чутким руководством Лабзина. Кропоткин делать что-либо руками не умел совсем, но старался.
После урока столярного дела Саша пошёл показывать другу велосипед. Ещё утром он спросил у Никсы разрешения дать покататься на его велике Кропоткину.
— Конечно, конечно, — сказал Никса, — я еду на охоту.
После 8 сентября Никсов велосипед вообще был мало востребован, совершеннолетний братец предпочитал взрослые развлечения. Так что Кропоткин подвернулся как раз вовремя.
С великом у Пети получалось несколько лучше, чем со столярным станком, и к сумеркам уже мог проехать метров пять без посторонней помощи.
По берегам Царскосельского пруда зажглись газовые фонари и отразились в зеркальных водах. Друзья сошли с велосипедов, поставили их возле лавочки и сели отдохнуть, рядом с воспетым Пушкиным фонтаном с девушкой и кувшином.
— Я мечтал о дешёвом транспорте для мастеровых и студентов, а получилось княжеское развлечение, — сказал Саша. — Фребелиусы до сих пор делают только на заказ по 500 рублей штука.
— Я спрошу у пажей, может кто-то захочет, — пообещал Кропоткин.
— Надо ставить массовое производство, а частного кредита нет и денег в казне — тоже. А купцы наши, миллионщики, не горят желанием вбухивать деньги непонятно во что.
— Мой брат любит писать про экономику, — заметил Петя, — но я не очень интересуюсь.
— С социалистами это бывает, — усмехнулся Саша.
— Я не социалист, — четко разделяя слова, сказал Кропоткин.
— Не обижайся, — сказал Саша, — это я о будущем. С братом познакомишь?
— Конечно. Его зовут также, как тебя. Он очень любит поэзию и сам пишет очень легко и звучно. Говорит: «Читай поэзию: от нее человек становится лучше». Иногда присылает мне в письмах целые поэмы и Лермонтова, и Алексея Толстого.
— Я тоже люблю Алексея Константиновича, — сказал Саша. — Он сейчас пишет роман из времен Иоанна Грозного. Называется «Князь Серебряный». Как выйдет, ты прочитай. Очень достойно. Против деспотизма.
— Ты так говоришь, словно его читал, — заметил Кропоткин.
Саша таинственно улыбнулся.
— Читал, конечно. Фома неверующий! Тебе мало? Я действительно вижу будущее. Фрагментарно, не все и не полностью, но иногда
