у подхода к озерцу и, как следствие, водопаду.
Препятствие представляло из себя клубы колючей проволоки, хитро скрученные между собой. Они имели свойство деформироваться и путаться тем больше, чем больше дергается попавший в него нарушитель. Сегодня испытать всю эту «красоту» не посчастливилось Ворону.
Белоус, ругаясь матом, пролез глубже в МЗП, стараясь ступать туда, где витки расширились. Принялся чуть не за шкирку вытаскивать оттуда угодившего в западню пса.
— Сашка! Подсоби! — Крикнул он с натугой, когда поднял Ворона на руки, освободив его почти по круп.
Я велел Канджиеву подержать проволоку вместо меня, и тот, поправив СВД за плечами, взялся за виток. Я тоже углубился в препятствие, принял собаку на руки, и Белоус стал выпутывать Ворону задние лапы.
Так, общими усилиями наряда, кобеля удалось освободить. Уже через минуту он радостно бегал во круг Вани, словно позабыв, что только недавно скулил и пищал, продирая шкуру колючками проволоки.
— Сученок, блин, — с улыбкой, по-доброму ругал его Белоус. Он любил своего Ворона.
Мы двинулись дальше. Там пограничная тропа шла вверх и выходила на систему. По левую руку от нас высилась скала.
Семипалов, следующий замыкающим, прислушивался, оглядывал вершину скалы и сопредельную сторону.
— О! Гля, мужики! — Внезапно сказал он и указал пальцем куда-то в небо.
Наряд замер. Я обратил взгляд туда, куда указывал Богдан.
В небе шел бой. Голубь, быстро работая крыльями, уходил от хищного, коричнево-пегой расцветки канюка.
Меньше минуты продолжалась их бешеная гонка над Пянджем. Голубь петлял, летал кругами, стараясь сбросить умелого хищника со своего хвоста. Канюк же спокойно сокращал расстояние. Потом, сблизившись, вцепился в несчастного когтями.
— Ты посмотри, догнал, — сказал Ваня, сдвигая шапку на затылок.
В следующее мгновение произошло то, чего никто ну совсем никак не мог ожидать. Канюка словно молнией прострелило. Я заметил, как крохотная часть его тела отделилась от торса и черной точкой полетела вниз. Спустя секунду понял — это был голова.
Канюк же несколько раз взмахнул крыльями и камнем помчался к земле, все еще сжимая в консультирующих лапах бьющегося голубя.
— Ничерта себе, — удивился Семипалов, стянув шапку, — это что было? Видали? Его будто подстрелили!
— Не подстрелили, — сказал я, с трудом разглядев на фоне синего спокойного неба сокола-сапсана, быстро улетавшего куда-то в сторону тыла.
«Тут что, Курбан свою соколиную охоту проводит? — Подумал я, — Не далековато ли от дома он забрался? Живет-то старик на левом фланге».
— Сокол-сапсан его сбил.
— Соколы на других хищных птиц не охотятся, — заметил Алим Канджиев.
— Чего только на границе не увидишь, — сказал Вася Уткин.
— Это да… Лады, за мной, — строго приказал Белоус, сдвигая шапку обратно на макушку.
Мы поднялись к системе, и Белоус спустил Ворона с поводка. Разрешил ему свободно обнюхивать КСП и близлежащие кусты. Пес радостно забегал вокруг наряда, принялся изучать территорию.
Через несколько мгновений он скрылся в кустах можжевельника, росших у тропы. Скрылся и исчез чуть не на целую минуту.
— Ворон! Ворон, ко мне! — Закричал разнервничавшийся Ваня.
Пес откликнулся. Почти сразу вернулся, с шумом потревожив кусты.
— Оба на… — Протянул Вася Уткин.
— Фу! Отдай! — Строго сказал Ваня и отобрал у кобеля… мертвого голубя. Потом добавил с гордостью: — Видали? Вынюхал!
— Тот самый, что ли? А орла что не принес? — Удивился Семипалов.
— Не орла, а канюка, — заметил Алим.
— Ну, видать, не захотел, — сказал Ваня и решил уже выкинуть птицу, но вдруг я заметил у голубя на лапке что-то странное, на что, видимо, Ваня не обратил внимание.
И немудрено. После когтей хищной птицы, падения и Вороновых зубов, голубь напоминал бесформенную кровавую тряпку.
— А ну, стой-ка! — Крикнул я, останавливая Ваню. — А что это на голубе?
— Где? А! Мусор какой-то, видать. Палочка прицепилась.
— Стой, — сказал я строже, — дай-ка сюда.
Ваня озадаченно передал мне тельце. Я осмотрел сломанные лапки птицы. К одной из них деликатно примотали кусочек гусиного пера. Примотал его явно человек.
— Это почтовый голубь, — сказал я холодно.
— Чего? — Удивился Белоус.
— Почтовый голубь, — повторил я, внимательно осматривая самодельную капсулу, должно быть, содержавшую записку. — Подержи-ка покрепче.
Пока Белоус держал мертвого голубка, я аккуратно открепил капсулу, быстро нашел и отломил восковую крышечку. Вытряхнул крохотную записку.
— Думаешь, шпионская почта? — Задумчиво спросил Вася Уткин.
— Я пока ничего не думаю, — сказал я, разворачивая тоненькую бумажечку, на которой очень мелко было что-то написано. — Но выглядит это очень подозрительно.
Внезапно, вернувшийся Ворон навострил уши, уставился куда-то в кусты, гавкнул. Наряд немедленно напрягся. Я щелкнул предохранителем.
Несмотря на обострившуюся ситуацию на границе, Таран разрешил нам носить магазины пристегнутыми, а вот досылать патрон по прежнему запрещалась.
Да только смекалистые погранцы, в массе своей, стали дозаряжать в магазин двадцать шестой патрон. Он и досылался в патронник с выходом на Границу.
Конечно, производились все эти нехитрые манипуляции уже за воротами системы. Бойцы и до этого часто носили патроны россыпью прямо в карманах. За этим добром следили не очень строго. А вот теперь один из них уходил в магазин лишним.
В целом, Таран подозревал, что его погранцы так «злостно» нарушают наставления пограничной службы, но смотрел сквозь пальцы. Все ограничивалось тем, что Черепанов, время от времени лично проверял патроны бойцов, вернувшихся с Границы. Он искал засечку на крайнем патроне. Найдя, впрочем, ограничивался только громкой руганью.
Все понимали, что сейчас эта секунда, затраченная на затвор, может стоить бойцу жизни.
— Стой! — Крикнул я и наставил ствол автомата на высокий можжевеловый куст, за которым кто-то явно шевелился.
Наряд почти сразу последовал моему примеру.
— Кто там! А ну, выйти! — Приказал Белоус.
Так мы и застыли, направив оружие в заросли. Ворон, став в стойку у ног Вани, не отводя взгляда, смотрел на заволновавшиеся ветви вечнозеленого кустарника. Пес держался, но беспокойно порыкивал.
Спустя мгновение, грузная фигура деда Курбана выбралась на пограничную тропу.
— Руки вверх! — Крикнул Белоус.
Старик, оглядывая нас растерянными глазами, подчинился. На левой его руке я заметил все ту же кожаную перчатку для соколиной охоты.
— Деда Курбан? — Удивленно протянул Алим.
— Ты знаком с ним? — Зыкрнул я на Канджиева.
— Знаком, Саша. Это деда Курбан.