раненый, а у нас в ногах валялось в беспорядке несколько каких-то тюков.
Как мог, вытянул шею и увидел, что спереди и позади тоже идут лошади, запряжённые телегами. На каждой — раненые бойцы и женщины. Повернул голову и, глядя в спину идущего рядом с лошадью красноармейца, обратился к нему:
— Эй, служивый, будь любезен, скажи, пожалуйста, куда мы направляемся?
Тот повернулся, и я узнал в нём Садовского.
— Ляксей, слава Богу, пришёл в себя — очнулся, — сказал он и подошёл ближе. — Ты себя как чувствуешь? Как организм?
Я поморщился:
— Нормально, — а затем, обведя обоз рукой, спросил: — Слушай, Михаил, а куда мы мчимся? И почему?
— Уходим, Лёша, уходим.
— И далеко?
— А докуда дойдём. Комдив Неверовский собрал обоз. Семь телег с лошадьми. Он отобрал красноармейцев для охраны и дал нам команду прорываться к своим, через леса. Меня вот тоже приписали к обозу. Так что вот, уходим вместе.
«Уходим из Новска, — эхом повторилось в голове. — Вот и всё, эпопея с защитой города окончена. Мы сделали, что могли, и теперь пытаемся выйти из окружения и добраться до своих».
И тут я вспомнил о взрыве.
— А Воронцов? Где товарищ лейтенант госбезопасности? Он жив?
— Жив, жив, — успокоил меня Садовский. — В телеге, что через одну, спереди нас едет. Прямо перед нами с другим раненым лежит Игнат Апраксин, а перед ним едет товарищ лейтенант госбезопасности. Его тоже приказали эвакуировать, как и тебя.
«Эвакуировать», — вновь пронеслось эхом в голове.
Я приподнялся и осмотрелся.
Народу было не то чтобы много.
— Это что, уцелело только двадцать человек? — поинтересовался я, прикидывая общее число.
— Нет, что ты⁈ Господь с тобой! Больше осталось. Просто в обоз было решено собрать только тяжелораненых и женщин. Вот поэтому нас тут двадцать шесть человек.
— А остальные?
— Они город остались защищать.
— Как защищать? А сколько же там бойцов осталось? — обомлел я, а потом ко мне пришла спасительная догадка: — Неужели пришло подкрепление? Наконец-то!
Но Садовский мои радостные мысли обломал.
— Подкрепление? Да нет, не пришло. Да и откедова ему взяться-то, коль вокруг одни немцы?
Я понял, что сморозил глупость. Ведь если бы к нам пришло столь долгожданное подкрепление, то не было бы нужды снаряжать обоз и эвакуировать людей.
— Тогда кто же будет защищать город, раз новых войск не прибыло?
Садовский вздохнул.
— Те, кто остался. Их немного. Вроде бы комдив говорил, что их около сорока останется. Говорил, примут бой, а потом уйдут в лес.
— Но это же просто верная смерть, — понял я, что Неверовский решил держаться до конца.
«Конечно, приказа отступать не было. И атаку мы отбили. Но всё же нельзя же быть настолько прямолинейным, нужно действовать по обстановке, которая постоянно меняется. А она, обстановка, сложилась сейчас таким образом, что надо было всем с обозом уходить. Тогда бы и шансов на выживание у всех нас было бы больше. А так…»
Мысли о том, что нашим бойцам придётся погибнуть, навсегда оставшись в Новске, бередила душу. В том, что немцы предпримут ещё одну попытку взятия города, я абсолютно не сомневался. И даже если каким-то чудом остатки дивизии вновь сумеют остановить врага, то на этом попытки захватить город не закончатся. Не получилось во второй раз, получится в третий или четвёртый. Немцы не успокоятся, пока не возьмут Новск. Он им как кость в горле и мешает без оглядки назад начать наступление на Ленинград.
И тут я вновь посмотрел по сторонам. И, не заметив большого числа медработников, спросил:
— А врачи где? Неужели все погибли? — и прошептал: — А Алёна? С ней что?
— Не волнуйся, Ляксей, жива твоя невеста. Жива.
Эта новость меня обрадовала.
«Жива! Алёна жива!» — крутилось в голове. Но потом осознал несоответствие, и я, вновь посмотрев по сторонам, спросил:
— А где она?
— В городе осталась, — вздохнул Садовский. — Как и почти все врачи.
— Как?.. Почему их не отправили с нами — с обозом? Почему это допустил Неверовский⁈ — вспыхнул я.
— Комдив дал им приказ уходить вместе с нами, и они присоединились к обозу. Но когда мы вышли за город, несколько медиков остались, а остальные вернулись в госпиталь. В том числе и Алёна Андреевна.
— Но почему вы их не остановили? Почему разрешили уйти?
— А как их остановишь-то? Первоначально-то мы им не разрешали уходить, но они не послушали. Там главврач, ну, которая Анна Ивановна Предигер, как гаркнула, так наш старшина и отступил. А она пошла. И все её врачи да санитары за ней. Она пятерым сказала с нами остаться, а остальные вернулись в медсанчасть. Ну а у нас был приказ уходить, вот мы, значит, и пошли дальше. Думали, что они одумаются и нас нагонят. Но скорее всего, решили за нами не идти.
— Ясно, — сказал я, посмотрев в небеса. Там в вечном круговороте куда-то неслись молчаливые серые тучи, которым не было никакого дела до проблем ничтожных человечков внизу.
— Героизм и трагедия очень часто идут рядом, — прошептал я и попросил Садовского помочь мне подняться.
Тот вначале стал упираться и даже врачиху какую-то позвал, но я их всех остановил, сказав, что у меня есть важная и секретная информация для органов госбезопасности.
— Так неужели вы будете препятствовать мне её передать? — поднял я бровь, впрочем, её всё равно не было видно из-за бинтов. Товарищи замялись, и я этим воспользовался: — Тогда помогите, иначе ваше бездействие может быть интерпретировано как вредительство. Поняли? Ну и отлично! Давайте подниматься.
Однако перед тем, как идти к Воронцову, подошёл к Апраксину, который лежал в повозке, что шла спереди.
Игнат получил дыру в грудь, но выглядел довольно бодро.
— Здорово. Как сам? — сказал я ему, приблизившись.
Тот уставился на меня, не понимая, и произнёс:
— Здорово, коль не шутишь. Плохо. Неужто не видишь, что весь в бинтах? Иди своей дорогой, э-э, товарищ.
Я вначале хотел было обидеться, а потом понял, что происходит.
— Товарищ Апраксин, ты чего, меня не признал, что ль? Не узнал своего бывшего соседа по палате?
— Соседа? Какого?
— А такого. Как я. Забабашкин я — помнишь такого?
Тот присмотрелся, а потом растянул рот в улыбке и радостно выдал:
—
