Однако подобное развитие ситуации означало, что каких-то иных телодвижений, кроме тех, что уже были сделаны, от России пока не требовалось. И в конце весны я наконец-то сумел выкроить время, чтобы заняться собственными делами. По старым проектам, в общем, все было более или менее. Освободившиеся вследствие сокращения программы модернизации береговой обороны мощности моего артиллерийского завода удалось загрузить заметно увеличившимся заказом на армейскую артиллерию. А пороховой завод и завод взрывчатых веществ вообще пришлось планировать под расширение. Ибо мы как могли гнали мобилизационные запасы боеприпасов. Такое число пулеметов в армии, которое у нас получалось по новым штатам, требовало чудовищного количества патронов. К тому же у меня уже давно были мысли и о минометах. А это также требовало большого запаса мощностей для производства как порохов, так и взрывчатки. Минометы при всей их дешевизне и простоте производства страдают одним существенным недостатком: они просто пожирают боеприпасы…
Длительные эксперименты со сплавами позволили решить вопрос с надежностью траков гусеничных машин, выпускаемых на Блиновском экскаваторном заводе. Использование для траков одного из вариантов стали Гадфильда[50] позволило повысить их живучесть более чем в десять раз. И сейчас там готовились к производству уже давно разработанные модели гусеничных тракторов и транспортеров, производство которых ранее особенного смысла не имело. Это для экскаватора хватало живучести траков в сотню-полторы верст пробега — он по большей части стоит на месте и крутит ковшом; для гусеничного же трактора необходимость раз в неделю, а то и вообще после трех-четырех дней интенсивной эксплуатации полностью менять гусеницу убивает сам смысл его приобретения. Иное дело сейчас… Так что я планировал и здесь резкий рост доходности, поскольку с транспортировкой тяжелых орудий в русской армии дело пока обстояло не очень. Для механической тяги во многих батареях до сих пор использовались рутьеры.[51] Теперь же создавалась возможность предложить для этого гусеничные тягачи.
Хорошими темпами росло производство автомобилей, оптики, медицинского оборудования, лекарств. Активно развивался и кинематографический проект. Мои надежды на создание около Одессы русского варианта Голливуда, благодаря стараниям господина Ханжонкова, воплотились в жизнь, и теперь в курортном местечке Ак-Мечеть работало уже девять студий, выдававших в год по полсотни картин. Но расходы на их создание были не слишком велики. Поскольку мое обещание выкладывать по десять тысяч рублей за каждую фильму, отвечавшую моим требованиям, делало меня соинвестором, возврат вложенных средств оказался немаленьким. Вместо сотен тысяч планируемых потерь я на второй год осуществления кинематографического проекта почти вышел в ноль. Более того, рост производства кинопроекторной аппаратуры и работа Одесской кинематографической школы позволили нам путем предложения более льготных условий на подготовку специалистов и покупку аппаратуры осторожно влезть на кинопрокатный рынок Австро-Венгрии и Османской империи и начать перехватывать аудиторию у, так сказать, западного производителя. Местные барышни томно вздыхали, видя на экране не только галантных французов или чопорных англичан, но и лихих русских казаков, бравых русских гренадер, отважных русских летчиков и полярников. А у их кавалеров загорались глаза, когда они смотрели на русские машины, русские тракторы, величественные многоглавые соборы, русские ледоколы, прорывающиеся сквозь полярную ночь, золотые прииски и плотины возводимых электростанций.
А вот по вновь запущенным программам был полный завал. Кац не зря предупреждал меня о том, что любой сбой сроков ударит по нам очень больно. Так и произошло. И хотя мобилизации нам удалось избежать, резкое повышение спроса на рабочие руки вследствие расширения военных производств и роста численности армии заметно увеличило наши расходы. Мы уже по первому году воплощения наших планов выпрыгнули бюджеты процентов на сорок. Что было еще не катастрофой, но очень близко к тому. Даже планируемый по осени запуск Онего-Беломорского канала, что означало опережение графика по его строительству почти на три месяца, меня особенно не радовал. Нет, то, что один из ключевых проектов начнет не отъедать, а, наоборот, приносить деньги, было, конечно, хорошо, но эти незапланированные доходы не закрывали и десятой части наших незапланированных расходов. Ну и до кучи — с текущими платежами по расходам наметились некоторые трудности. Наличные финансы и золото мы практически проели, а с реализацией американских активов, как я уже упоминал, возникли напряги. Да что там говорить, если американцы были вынуждены приостановить выполнение даже такого очень значимого для них проекта, как строительство Панамского канала.[52]
Короче, все шло к тому, что моим проектам в скором времени должна была наступить полная жопа. Ну, если я не найду откуда взять деньги…
Лето прошло спокойно, если, конечно, не считать лихорадочных поисков денег. Как выяснилось, положение премьер-министра имеет и свои недостатки. В России я решил не занимать, не столько даже для того, чтобы избежать обвинений в коррупции — плевать, не впервой, и не так обзывали, — сколько потому, что собирался слегка кинуть кредитора с началом войны. Ну никак у меня по расчетам иначе не получалось. А своих кидать не хотелось. И так с началом войны начнем обдирать русский бизнес как липку. Куда деваться — война-с… Однако оказалось, что если мне — предпринимателю и аристократу, кредиты за границей давали довольно свободно, то получение кредита мной — премьер-министром, тут же обставлялось внушительным количеством условий, большинство из которых для меня были неприемлемы. Так что лето прошло практически впустую. Кое-что удалось по старой памяти перехватить у бельгийцев, текущие платежи я закрыл, но системно вопрос так и не решился.
Ну а сентябрь принес давно ожидаемый скандал. До немцев наконец дошла-таки информация о том, что русская армия солидно скакнула в численности. Сказать по правде, я ждал этого скандала гораздо раньше, но что-то там у немцев не срослось. Впрочем, с этой-то суматохой… Как бы там ни было, именно в сентябре они в резкой форме потребовали от нас сократить армию «до численности, составляющей армию мирного времени». На этот раз я не стал играть кроткого ягненка, а тут же встал в позу, заявив, что экономика России позволяет в мирное время содержать армию, насчитывающую один процент от населения, но мы, «вследствие природного миролюбия русского народа и руководствуясь стремлением к миру и согласию», решили не стремиться к этой величине. Ибо при численности населения, которое к 1912 году уже вплотную подошло к числу сто девяносто миллионов человек,[53] мы способны содержать заметно большую армию, чем имеем сейчас. К тому же около ста тысяч человек из тех, кого насчитали немцы, — это офицеры запаса, призванные всего лишь на курсы переподготовки, и через несколько недель они и так будут отправлены по домам. Если, конечно, немцы не вынудят нас объявить мобилизацию.
