Ознакомительная версия.
Саша толкнул калитку – она была заперта. Саша просунул руку между досками штакетника и откинул крючок. Калитка заскрипела и сама медленно открылась внутрь – этот скрип оглушительно прозвучал в мертвом воздухе поселка, тут же на него откликнулась пролетавшая ворона, и звук оборвался, потому что калитка уперлась в снег.
Саша первым ступил внутрь, в траншею, протоптанную в снегу. Сделал шаг, второй, потом обернулся и поманил Лидочку. Оба молчали.
Снег почти не скрипел – было не холодно, градуса два-три. Набежали облака, и стало сыро.
Перед входом в хозблок было натоптано, как будто здесь танцевали.
Они постояли перед входом, не решаясь открыть дверь. Саша не представлял, чего можно ожидать, – он только почувствовал неладное. Впрочем, и Лидочка не знала, отчего ей было страшно.
И тут она увидела кровь. Кровь на снегу, недалеко от двери. Совсем небольшое пятно крови, снег был в том месте притоптан, а дальше, у стенки, были дыры в снегу, окруженные желтым, видимо, люди стояли у стенки и мочились в снег.
– Ну что? – спросил Саша. – Заходим или как?
Он перестал играть в Шерлока Холмса.
– Давайте посмотрим, – сказала Лидочка. Но Саша не тронулся с места.
– Кого-нибудь ищете? – спросил он.
– Нет, – ответила Лидочка. – Мы же объясняли, что Татьяна Иосифовна, которая со мной приехала, унаследовала здесь дачу. Только документы потеряны.
– Ну, как знаете, – ответил Саша, который не поверил ни единому слову из этого нелепого объяснения.
Саша толкнул дверь в сарайчик. Она открылась послушно и почти без скрипа. Лиде ничего не было видно, и ей не хотелось заглядывать внутрь. А почему, собственно, она обязана туда заглядывать? Кто она здесь? Приехала вместе с гражданкой Флотской Т. И. для выяснения местонахождения ее дачной собственности. А теперь она боится, что нашла эту собственность. А чего она боится?
Саша уже был внутри. Он вглядывался во что-то, потом наклонился – Лиде было видно его, – наклонившись, он сделал шаг вперед, голова и руки исчезли из ее поля зрения, и приподнял с пола серое покрывало.
Потом Саша выпрямился. Он не смотрел на Лиду, а смотрел себе под ноги.
Он достал из бокового кармана ватника пачку сигарет «Мальборо» и зажигалку. Закурил. Обернулся к Лидочке.
– Заходи, – сказал он. – Если мертвых не боишься.
– Не боюсь, – сказала Лидочка. Но не сразу заставила себя шагнуть вперед.
Внутри было полутемно, свет проникал сквозь маленькое окошко, а комната была невелика.
Саша откинул брезент или серое солдатское одеяло, и обнаружилось, что на полу, скорчившись, как будто сильно замерз, лежит человек. Он был в лыжном ярко-синем костюме, сильно измаранном кровью и грязью, а лицо его было настолько залито кровью, что Лидочка лишь по седым, чуть вьющимся волосам, по руке, нелепо изогнутой, с растопыренными от страшной боли пальцами, по одному, дико распахнутому глазу узнала Осетрова. Скорее не узнала, а почувствовала, что это Осетров, ожидала его увидеть.
Уже когда они свернули в проулок и шли по снежному гребню тропинки, между проваленных в снег следов, Лидочка интуитивно начала осознавать, что они приближаются к месту, на котором произошло нечто страшное, насильственное. Ее мозг продолжал работать, принимая и отвергая варианты подозрений, и получалось, что более всего опасность должна была угрожать Осетрову. Если не он убил Алену, то он знал нечто, связанное с ее смертью, и настоящий убийца должен был найти его и убить. И скрывался Осетров вовсе не от милиции, а от опасности куда более реальной и смертельной. Но может быть и другое: он виноват в смерти Алены. И есть человек, который решил отомстить за нее…
– Вы его знаете? – спросил Саша, как будто прочел Лидочкины мысли. Кровь замерзла странно, как замерзает вода на наледи: плоскими лужицами, по мере того, как напор иссякает – и получается как бы невысокая ступенчатая пирамидка.
– Думаю, что знаю, – сказала Лидочка. – Немного знаю.
– Как так немного? – спросил Саша. Он сглотнул слюну. Он старался не глядеть на мертвого. Шерлок Холмс из него никогда не выйдет, потому что настоящий сыщик, который входит в историю, обязательно должен быть чуть-чуть некрофилом. По крайней мере, должен с профессиональным хладнокровием рассматривать покойников, как энтомолог мертвую бабочку.
– Я его один раз видела, – сказала Лидочка. – Он совсем мертвый?
– Давно уже. Наверное, со вчерашнего дня.
– Пойдемте отсюда, – сказала Лидочка.
Они вышли наружу. Там было очень свежо и светло.
– Они мучили его страшно. Ты обратила внимание, что у него руки переломаны?
– Нет…
Лидочку мутило.
– Ты иди первой, чтобы сзади не бояться, – великодушно сказал Саша. А Лидочка спешила по тропинке и спиной чувствовала опасность, исходившую от Саши. Почему он захотел идти сзади?
У калитки она обернулась.
Саша встретился с ней взглядом.
– Дура, – сказал он, – иди тогда сама сзади.
Он сказал это без злости.
– Не обращай внимания, – сказала Лидочка.
Они прошли переулком, и Лидочка почти ни о чем не думала, потому что надо было балансировать на тропинке и не угодить в глубокий снег. Думать было страшно, и Лидочка старалась отвлекать себя, говоря: «Вот вороны летят парой, неужели у них сохраняются пары на зиму, когда не надо выводить птенцов? А может быть, вороны чуют смерть и реют над тем хозблоком?» Она невольно обернулась – хозблок был уже закрыт следующей дачей – и потеряла равновесие. Саша подхватил ее, Лида взвизгнула, чего с ней не случалось с детства, и оттого смутилась.
– Погодите, – сказала Лидочка, – дайте дух перевести.
Чем дальше они отходили от страшного сарая, тем нормальнее становилась жизнь, и та близость, что возникла между ними, как между людьми, потерпевшими кораблекрушение на резиновом плотике, истончалась, потому что оба понимали неизбежность близких событий, в которых каждый будет предоставлен сам себе – надо вызывать милицию, терять время на разговоры с чужими подозрительными людьми, выступать где-то свидетелями – острота свидания с жестокой смертью сменится формальной принадлежностью к ней. Даже показания они теперь будут давать раздельно.
– Дурак он, – сказал проницательный Саша. – Судя по всему, он здесь решил скрываться. А его выследили.
– Почему вы так думаете?
– А потому, что и вы так думаете, – ответил Саша. – Потому что он печку включил, обогреватель. Не заметила?
– А обогреватель горел?
– Нет, видно, в борьбе шнур вырвали. А то бы все сгорело.
– Его могли с осени так оставить.
– Ты не поняла. Обогреватель у стола стоял – провод к нему через всю комнату тянулся. Если ты на зиму уезжаешь, зачем так обогреватель ставить? Потом еще: разве ты не заметила – у него на столе еда стояла. Включал чайник. Хлеб там был с колбасой. Неужели не заметила, Ватсон?
Ознакомительная версия.
