Чтобы здесь и сейчас. И чтобы они для себя пользу видели. Эфемерные миссии, воздушные идеи — это все хорошо до определенного момента. А если взять мышление простого человека, то совсем другое выходит…
Я говорила и говорила. Всеволод сперва слушал меня, хмурясь. Но, по мере моего монолога, лицо его разгладилось.
— Да, Любовь Васильевна, — наконец, кивнул он, — вы абсолютно правы. Думаю, нам нужно так и поступить.
— Давайте для начала сделаем так, — сказала я, — нужно разделить людей на группы, чтобы в каждой группе был свой лидер и устроить между ними… эммм… как бы это правильно назвать…
— Соцсоревнование? — с усмешкой подсказал Всеволод, видя, что я замялась.
— Пусть этот принцип будет в основе, — кивнула я. — Но суть должна быть другой.
— А ты не думала о том, что такие мини-группировки рано или поздно создадут угрозу целостности общины? — прищурился Всеволод, — вон есть у нас группа молодежи, там Ростислав лидирует. Ну и результаты ты сама видишь.
Он опять незаметно перешел на «ты».
— Вижу, — кивнула я. — А знаете, что я ещё вижу? Они похожи на маленьких детишек, которые кричат и качают права. А когда до дела доходит — в кусты сразу. Вы знаете, как себя проявил Ростислав в нашей поездке?
— Интересно. Как? — заинтересовался Всеволод.
— А никак, — с усмешкой развела руками я, — он был полностью, абсолютно пассивным. Представляете? Единственное, что удалось от него добиться, так это чтобы он мусор и помои выносил. Там в доме слива не было. И то только потому, что женщины не стали его к дежурствам на кухне привлекать. И где вся эта его напускная бравада и подевалась. В незнакомой ситуации, без поддержки друзей, он полностью потерялся.
— Хорошо, Любовь Васильевна, — медленно и задумчиво кивнул Всеволод, — вы уже о необходимости создания таких групп говорили, я помню. Сколько вам человек надо?
— Ну… пять… нет, десять, — поморщившись, задумалась я.
— Давайте тогда так, — улыбнулся мне Всеволод, — вы сейчас подумайте, дня два. Накидайте список кандидатур и зачем именно тот или иной человек нужен. А мы с вами потом рассмотрим и обдумаем. На вашем примере и остальные группы потом создадим.
У меня оставалось ещё два дня (я взяла отпуск, но забыла, что потом ещё и выходные) и мы с девчатами решили съездить в село, к нашим мужчинам. Скороход передал из Нефтеюганска рыбу. У меня и так сумки были тяжелые, плюс Изабелла, плюс её вещи и костыли, поэтому рыбу брать было вообще некуда, но он всё-таки уломал меня взять одну большую вяленую рыбину, размером аж с половину моей руки. Так что сейчас я везла шикарный подарок. А к рыбе же надо было пиво. Пришлось сбегать в магазин, прикупить пару бутылок «Жигулёвского». А ещё я напекла пирожков с вишнёвым вареньем и булочек с корицей. Так что подарки были шикарные!
Когда автобус, чихнув напоследок газовыми выхлопами, укатил дальше, я велела Анжелике:
— Мы тут с сумками постоим, а ты сбегай домой, возьми велосипед.
— Ага, я быстро! — кивнула девочка и торопливо ушла.
Я вдохнула опьяняющий деревенский воздух, наполненный ароматами трав и поспевающей черешни. Приятная, после шумного города, тишина мягко обволакивала. Где-то вдали закричал петух. И всё. Было позднее утро, хозяйки давно уже подоили коров и выгнали их пастись, задали корма скотине и переделали все утрешние дела. Сейчас все были на огородах. Поэтому в селе стояла сонная размеренная тишина, раздираемая только треском кузнечиков.
— Тётя Люба, а зачем это он? — Изабелла, смотрела огромными от любопытства глазами и показывала пальцем на большого взъерошенного индюка, который стоял и курлыкал, нахохлившись.
— Это индюк. Птица такая. Он среди своих индюшек самый главный и так он охраняет свою территорию. — пояснила я, — Чтобы все видели и знали, что это он — самый главный.
Изабелла рассмеялась и радостно захлопала в ладошки. Ей было всё интересно. Она впервые в жизни попала в деревню и увидела всё это. Того же индюка вживую.
Я сглотнула внезапный ком. Боже ж мой, ей сейчас пять с половиной лет. И вся её маленькая жизнь прошла в больницах или в детдоме. Да и там она была в отдельной палате.
— Белка! — мои мысли прервал радостный крик: к нам со всех ног бежал Ричард. За ним, еле-еле поспевала запыхавшаяся, раскрасневшаяся Анжелика с велосипедом.
— Белка! Белочка моя! — воскликнул он, бросился к сестре и обнял её.
— Ты мой братик? — спросила Изабелла.
— Б-братик, — хрипло сказал Ричард и вдруг отвернулся, стыдливо вытирая глаза.
Днём, когда я резала зелень на салат прямо во дворе, за столом в беседке, к нам заглянула соседка, тётя Даша. Принесла творог, я заказывала.
— Где это ты нового ребятёнка взяла, а, Любка? — спросила она, ставя тарелку на стол, — что-то то у тебя никого не было, то сразу столько.
— Где взяла, там больше нету, — попыталась перевести всё в шутку я и продолжила резать салат.
В это время Изабелла как раз ковыляла через двор на своих костылях. Костыли были для неё слишком большими, она приноровилась, конечно, к ним, но они были не по руке, и она буквально на них висела, из-за чего походка получалась рваной, дёрганной.
— Ой, а что это с нею такое? — всплеснула руками соседка. — Она у тебя что, больная, Любаша? Как же это так? У вас же вся порода крепкая.
— Да не моя это родная дочь, приёмная, — ответила я.
— Ааааа… теперь ясно, зачем ты их набрала, — понятливо кивнула соседка, — сразу трёх взяла, чтобы государство денег больше дало, да?
Мне стало неприятно. Ссориться с соседкой не хотелось, да и разговаривать больше тоже.
Отделавшись парой общих фраз, я выпроводила её и вернулась к своим делам.
А вечером, когда дети, набегавшись на свежем воздухе, уже улеглись спать, я вышла во двор. Была тихая и тёплая ночь. Я поправила старую шаль любашиной матери, которую набросила на плечи, села на ступенечки крыльца, и так и сидела. Смотрела на зажигающиеся крупные, словно крыжовник, звёзды, дышала вкусным, пахнущим мокрой полынью и липовым цветом ночным воздухом, и думала.
Вот почему в жизни такая несправедливость? Одни рождаются с золотой ложкой во рту, всё у них
