Подполковник, что шёл в данный момент рядом, почти весь бой просидел в одном из бронетранспортёров, но когда раненый пулемётчик сполз на сиденье, встал на его место и продолжил вести огонь. Сколько точно он уничтожил, я не знаю, но Малкин утверждал, что по казарме он точно стрелял, а там трупов было под сотню. Правда, в ту сторону многие стреляли, особенно танки по окнам казармы.
Потом было бегство от поисковых партий противника, нам тогда здорово повезло. Вместе с одной колонной снабжения противника мы ушли далеко и снова укрылись лесу Гомельской области. Только тогда я узнал, что мы чуть ли не сутки возим с собой награды для бойцов и командиров мангруппы, а также подполковника Маргелова Василия Филипповича. Это был подарок от Сталина мне лично, он знал, как я отношусь к будущему командующему десантных войск Советского Союза. Я ведь в рязанской „дурке“ два года отучился. Жаль, что произошла та история и я ушёл на срочку.
Сам Маргелов был очень рад поучаствовать в ночном бою и посмотреть, как действуют мои бойцы, он потом полблокнота исписал да зарисовывал позиции бойцов перед атакой. Всем интересовался. Особенно нашими рейдами. Он на эту тему с Малкиным скорешился, у того два журнала боевых действий было с подробными описаниями, вот подполковник и изучал их.
Но как бы то ни было, пообщавшись, мы вышли из палатки, всё было готово к торжественному мероприятию, даже раненых вынесли из палаток, и направились к небольшому столу.
Потом была долгая речь Малкина, который рассказал, как оценили наши действия товарищи из Москвы и чем они показывают свою расположенность к нам. Это я двумя фразами рассказал, Малкин все сорок минут говорил. Потом началось торжественное построение и вручение наград. Вручал не я, а подполковник Маргелов.
Через полчаса, когда закончилось построение и в воздух полетели пилотки и фуражки, я стоял с ошарашенным видом и смотрел на представление на вторую Золотую Звезду Героя, которую, как и первую, я должен получить в Кремле.
— Ну что, майор, рад? – положив руку мне на плечо, спросил подошедший Омельченко.
Кстати, осназовцы ничего не получили, хотя и заработали, но бюрократическая машина медлительна. Будут ещё награды у парней.
— Да, рад, но сам понимаешь, пока вы не найдёте тех, кто организовал покушение на меня… – Не волнуйся, майор, твоя безопасность гарантирована.
— Ладно, черти, уговорили. Запрашивай самолёт. Мангруппу я пока на Маргелове оставлю, думаю, потянет, учится хорошо. Наверняка ведь, черти, для этого его и прислали.
— Ну, не без этого, – усмехнулся Омельченко.
— Ты прав, пора нам встретиться. Награды дело второе, время наступило, чую я это.
— Самолёт будет сегодня вечером, площадку мы уже присмотрели.
Только и махнув рукой на эти слова, я пошёл к командирам, что праздновали награждение. Капитан
Малкин, старшие лейтенанты Воронин, Гурьев, Свиридов. Артиллеристы, танкисты, мотострелки и зенитчики тоже получили награды и звания. Путянин теперь не старший сержант, а младший лейтенант с двумя орденами Красной Звезды. Одну из наград ему дали за генерала, это ведь его бойцы его взяли при уничтожении штаба моторизованного корпуса.
Посмотрев на счастливых боевых товарищей, я тряхнул головой, отгоняя все неприятности, и взяв кружку с водкой на самом дне, поднял её и сказал:
— За победу, парни.
11 мая. 17 часов 22 минуты по московскому времени. Киев. Площадь у полуразрушенного обгоревшего здания гестапо
Недалеко от входа стояли и курили два немецких офицера в полевой форме Вермахта. Однако было заметно, что боевыми офицерами, прошедшими окопы передовой, они не являются, как и не были они штабными офицерами. Они курили и наблюдали за работой криминалистов, которые мелькали в обгорелых оконных проёмах здания.
Один из офицеров был в форме капитана, другой майора. Выпустив дым и придавив сапогом брошенную на брусчатку недокуренную папиросу, майор сказал своему спутнику:
— Франц, ваш рапорт о нападении я прочитал ещё в самолёте, когда вылетел из Берлина, но мне нужно понять обстановку не из сухих строчек рапорта, а со слов очевидца. Обрисуйте мне, что тут случилось… Нет, думаю, начините сначала, когда появилась эта неуловимая моторизованная рота русских. Да, начините сначала.
— Сначала? – задумчиво протянул капитан и последовал за майором, который, поглядывая на спутника, неторопливым прогулочным шагом направился вниз по улице. – Да тут так всё сразу и не опишешь.
— Ничего, прилетел я к вам на неделю, думаю, успеете, – не смог скрыть усмешку майор. Водителю машины, который стоял у открытой двери, он махнул рукой, чтобы тот следовал за ними на расстоянии.
— Я собирал все возможные сведения об этом подразделении, больше всего мы получили информации от пленных и перебежчиков. Есть и такие и довольно много. Когда русские освобождали лагеря, бывало, что им не удавалось взять архив и наши люди оставались среди освобожденных. Позже, имея на руках некоторую важную информацию, они перебегали к нам. Я лично допрашивал шесть таких агентов, что вернулись к нам с территорий, временно контролируемых партизанами. Собрав по крупицам информацию, мы выяснили, что первоначально командовал первыми соединениями партизан некто старший лейтенант Громов, именно он положил начало партизанского края, как они сами называют контролируемые земли. Потом он исчез, основная версия – приказ руководства. Чуть позже появился некто капитан Фролов.
— Кто?! – резко повернулся к капитану майор.
— Капитан Фролов, – повторил удивлённый капитан. – Вы с ним знакомы, герр штандартенфюрер?
— Я тут под видом майор Литке, гауптштурмфюрер, – напомнил задумчивый „майор“ – Да, некто Фролов мне знаком. Вы тоже должны об этом помнить. Нашумевший налёт на наш аэродром в сорок первом с последующим уничижением всей техники и личного состава.
— Да, что‑то такое припоминаю. Там, кажется, тоже работала моторизованная группа, но вроде действовали зенитчики?
— Именно так, – кивнул „майор“ – Основной состав был из зенитчиков, но взаимодействие было и с другими подразделениями… А ведь по сведениям разведки этому Фролову присвоили звание капитана и наградили высшей наградой русских, причём посмертно.
— Разве такое бывает? – удивился капитан.
— У нас нет. В принципе у русских тоже, если только он в действительности не погиб.
— Тогда сходится. И появление этого Фролова, и схожесть действий что в сорок первом, что на днях. Похоже, это действительно один человек, но вот в чём дело, герр майор, некоторые агенты опознали Фролова, как Громова. По их словам, под разными фамилиями скрывался один и тот же человек.
