– Контузия… Сиди пока. Отдыхай. Еж, зверюга, ты со мной. В колокола позвоним… Кто еще. Вот ты, ага. Фамилия?
– Рядовой Кашин. Цел?
– Целее не бывает, товарищ командир.
– Тогда вперед! – дед подобрал брошенный автомат.
Пулеметчик все еще лупил с площадки колокольни.
Осторожно ступая по крутым, изношенным временем и избитым войной ступеням они подымались наверх.
Дед, шедший впереди, за очередным поворотом остановился.
– Стоять! Германцев там двое, как минимум. Так, что на шару их взять не получится. Стойте тут. Один пойду… Ежели что, Еж, кидай гранату туда и дело с концом.
– Может сейчас гранату?
– Пулемет хочу ихний целиком…
– У нас есть.
– Этот вроде помощнее. Немцам хочу радость устроить. Ночную и неожиданную.
Дед осторожно пошел дальше, заглядывая за повороты. Вот и люк…
А немцев и впрямь было двое. Один лихорадочно набивал ленты, второй выцеливал по траншее красноармейцев.
Дед прицелился… Второй номер поднял голову и лихорадочно заорал:
– ПЕТЕЕР!!!
И получил очередь грудь.
Первый номер оглянуться не успел.
Дед вылез на площадку, высунулся из окна и заорал:
– Братцы! Все!
Батальон тут же поднялся в атаку – сметая на своем пути гитлеровцев, зажатых между двух огней – с фронта и тыла.
– Еж, подь-ка сюды!
Еж вместе с Кашиным вылез на колокольню:
– Ленты подавай. А ты помоги пулемет перетащить. Они переставили МГ в другой проем:
– Ну, чудо немецкой техники… – Кирьян Василич дал длинную очередь по траншее, хорошо видимой по вспышкам выстрелов. – Хорошо… А вот еще!
После третье очереди пулемет почему-то заклинило.
– Ешкин кот… Чего это он?
– Кирьян Василич, у него стволы надо менять. – сказал Еж. Патроны у него то и дело выпадали из дрожащих рук.
– Тьфу, ек-макарек… А как, кто знает?
И Еж, и Кашин пожали плечами.
А дед выглянул на улицу:
– Уже и не надо. Наши в траншеи ворвались. Завтра с трофеем разберемся. Пошли вниз. Отдохнем.
– А который час? – спросил Еж.
Кашин посмотрел на часы:
– Двадцать минут второго.
– Всего? Я думал уже утро…
– В бою всегда так. Ладно, хватит трындеть. Пошли вниз.
Давай сыграем в ту войну,
Где мы с тобою не бывали,
Давай поверим в то кино,
Где нас с тобой не убивали.
Из трехлинейки не спугнуть -
От танков пули не спасали.
Не отменить, не зачеркнуть,
Что тут про них понаписали.
Шамиль Абряров
Первую половину дня таскали трупы. Эсэсовцев засыпали в воронках и притаптывали землю.
Нашим делали холмики и втыкали столбы с дощечками, где писали количество бойцов. Имена просто не входили. Список погибших составлял по смертным медальонам командир роты Прощин.
Список получился большой.
Из роты осталось живыми и не ранеными двадцать восемь человек. Взвод.
А с утра их поднял командир полка.
– Рота, подъем! – сонные, грязные, окровавленные, небритые, в изодранной форме бойцы выходили из церкви. Они там и спали рядом с трупами немцев, не в силах их вытащить после боя.
– Орлы… – сказал полковник. – Вот если в порядок себя приведете – соколами станете! А в порядок себя привести надо. Корреспонденты приедут, героев снимать будут. А вы, эвон какие басмачи. Кто командир роты?
– Сержант Прощин!
– Сержант… А ротой командуешь! Молодец!
– От всей роты двадцать семь штыков, товарищ полковник.
– Пополнение я тебе обещаю, сержант. И повышение в звании обещаю. А ты мне пообещай, что к обеду тут все чистенько будет. Пару немцев оставь, фотографы это любят. И еще мне пообещай, наградные листы к вечеру сделать, на особо отличившихся.
– У нас, товарищ полковник, все отличились.
– А ты лучших из лучших выбери.
– Тогда боец Богатырев у нас лучший из лучших.
– Это который? Покажи! Аааа… Георгиевский кавалер? А комиссар-то на тебя орал… Говорит, не по уставу. Ранили комиссара-то слышал? Чего скажешь? – похлопал Богатырева по плечу полковник
– Товарищ полковник, так боец и вытащил товарища батальонного комиссара!
– Вот даже как? Герой… Ну и пиши тогда представление, как врио командира роты. Подпишем и отправим в Военный Совет армии. В царской армии в каком чине служил, боец? – спросил у Кирьяна Васильевича комполка.
– Унтер-офицер Богатырев, ваше… товарищ полковник, – вытянулся тот во фрунт.
– А я рядовым начинал! А в гражданскую?
Кирьян Василич помедлил… И резанул:
– Полк Дроздовского.
– Хе… Хорошо дрались! – неожиданно засмеялся комполка. – Помню, да… Прощин! Приказ помнишь?
– Произвести уборку территории, подготовиться к приезду корреспондентов и написать представления!
– Молодец. А еще чего тебе делать надобно?
Прощин замялся…
– Поддерживать подразделение в боевой готовности. А какая боевая готовность, если вы тут грязные как…
Сержант смолчал.
– Парикмахера я вам привез. Всем стричься, бриться! Еще не хватало, чтобы вы во фронтовой газете экими охламонами пропечатались. Интендант!
– Я, товарищ полковник! – подскочил тот к полковнику.
– Слышь, Дроздов… Выдай роте по двойной норме водки.
– По какому списку?
– До списочному составу на вчерашний день. Сколько вас там было, а?
Прощин не успел ответить, как комполка продолжил:
– Полсотни штыков. Вот на полсотни штыков и выдавай двойную норму.
Дроздов замялся:
– Товарищ полковник. Не положено же. В нарушение…
– Слышь ты, интендант третьего ранга! Кому положено, а у кого в штаны наложено! Ты еще со мной поторгуйся. Прошлого раза мало? Еще раз услышу подобные антисоветские высказывания, на передовую пойдешь, немцев нюхать, а не накладные подписывать.
– Есть, товарищ полковник! Я ж за порядок!
– Порядок у тебя какой-то все время куркульский… Поехали.
Полковник, недовольно ворча на Дроздова, пошел к коляске, запряженной парой лошадей.
– Чего это он, а? – шепнул Вини стоящему рядом сержанту Заборских.
– Кто?
– Полковник.
– Аааа… Да слухи ходили, что интендант наш с местным населением торговал. Он им спирт, продукты, они ему – рублями да услугами. Разницу списывал за счет убыли. Полковник делу ход не дал – интендант по-божески делал. И местные не в накладе, и полку прибыль бывала. Только мы крайние были. Воюем, а он там барыши крутит.
– И чего?
– Ничего. Полковник мужик стоящий. Фамилия у него солдатская и сам он…
