— Кто здесь?! — заорал Обан — я гражданин США! Вы об этом пожалеете, мать вашу! Ваши трупы — покажут по СиЭнЭн!
Ответа не было. Но ему казалось, что кто-то сидит рядом.
— Кто здесь? — нормальным голосом спросил он — вы понимаете по-английски? Вы можете сказать, кто вы?
Ответа нет. Но ему вдруг показалось, что они — стоят вокруг него. Безмолвный легион, медленно сжимающий кольцо.
— Идите вы в ж…!
Ответа нет…
Он попытался отстукивать ритм ботинком, чтобы ее сойти с ума. Потом — прекратил стучать, ему показалось, что справа — кто-то скребется.
Мышь?
— Кто здесь?
Ответа нет.
— Кто здесь?!!!
Ответа нет. Только тонкий, скребущий звук…
— Я гражданин США. Если вы поможете мне, вам выплатят вознаграждение и дадут американское гражданство. Вы сможете перевезти в штаты всю свою семью и жить там в безопасности. ВЫ понимаете, это?
Мышь скреблась, но уже слева. Мыши было все равно.
— Пошла ты!
Он топнул ногой. Мышь не прекращала.
— Да пошла ты!
Он начал колотить по столу, что есть силы и топать ногой. Но мышь — так и не прекращала, она, очевидно, привыкла к самым разным обитателям этого узилища и сейчас вышла познакомиться. И ей было плевать на американское гражданство. Она с радостью сменяла бы его на кусочек чего-нибудь вкусного.
И так — он провел шайтан знает сколько времени, пока не услышал шаги по коридлору. Потом — лязг тяжелой двери, засовов. Шли несколько человек. Он воспринял это даже с радостью. Одиночество в черном колпаке — было невыносимым. В отличие от джихадистов в Гуантанамо он сломался почти сразу — на этой пытке, чем сложнее устроена психика человека. тем быстрее он ломается…
— Сюда…
— Кто вы? — крикнул Обан — выпустите меня! Я американский гражданин!
— Заткнись!
Кто-то ударил его по затылку открытой ладонью — боль была неожиданной и хлесткой как вспышка. Странно — но она привела его в чувство и помогла мобилизоваться…
Колпак сдернули. В глаза — ударил ослепительно яркий свет…
— Господи…
— Я врач. Доктор.
— Давайте быстрее…
— Я делаю все, что могу…
В тоне доктора — явное недовольство. Обычно, такие люди просто так не идут работать в силовые структуры.
— С ним можно работать.
Глаза слезятся, но привыкают к включенному в камере освещению. Оно таково, что ни один из четырех углов — не видно, лампа высвечивает узкий конус, в котором он и его дознаватель. Дознаватель — и не скрывает лица под маской, что очень и очень плохо: не исключено, что его уже приговорили к смерти. Он наголо выбрит, что тут редкость. Молод — на вид нет и сорока. Сильные руки, черная рубашка европейского покроя.
— Салам алейкум. Как вы себя чувствуете.
— Послушайте меня…
Он помнит по курсам выживания, что если ты оказался в критической ситуации, подобной этой — самое главное сохранять спокойствие. Не угрожать без дела — нужно помнить, что местные очень не уважает тех, кто бросается угрозами явно не имея возможности претворить их в жизнь. Не срываться на крик. Не пытаться ничем разжалобить — им плевать, что у тебя жена и дети, они это слышат от каждого, кто попадает в такие места. Нужно дать им понять, что они имеют дело не с тобой, а с огромной страной, с единственной оставшейся супердержавой. Нужно помнить, что в душе — они боятся тебя, они понимают, что ты под защитой, в то время как их — никто по-настоящему не защищал. Нужно спокойно дать им понять, что все, что они совершили — они еще могут исправить, если добровольно передадут его американским властям. Если же нет — Америка никогда не оставит их в покое, обрушив свой гнев на весь их народ.
— Послушайте меня. Я американский гражданин. Американское должностное лицо. Вы похитили американского гражданина. Совершили нападение на американский конвой. Вы понесете ответственность за все это, но еще ничего не поздно исправить. Просто сообщите в американское посольство о моем местонахождении, и кто приказал вам сделать это. И вы не понесете никакой ответственности, наоборот. Вас даже наградят…
— Наградят?
Следователь вдруг начинает закатывать рукав. Подносил руку ближе к свету. На локте — огромный шрам
— Ваши люди меня уже наградили, мистер. Американский самолет сбросил бомбы на мой дом. Я спал на крыше — и потому остался жив, меня отбросило на двадцать метров. А все, кто был в доме — погибли. В том числе мать, дедушка, обе моих сестры… Отец остался жив — он ездил в Сулейманию на базар…
Следователь раскатывает рукав обратно.
— Вы обвиняетесь в шпионаже, мистер. Признание — облегчит вашу вину, может, вас просто обменяют или продадут. Что вы замышляли против Исламского государства Ирак?
— Уважаемый… — Обан решил предпринять вторую попутку — мне честно, очень жаль. Нам всем очень жаль, то, что произошло тогда — не должно было происходить. Но вы должны понимать….
— Зачем ты сюда приехал!!!
Следователь — в одно мгновение превратился в какого-то монстра — зачем ты сюда приехал!!!
Он начал хлестать американца по щекам, не слушая ответов. Обан что-то кричал, голова его дергалась из стороны в сторону… а потом избиение вдруг прекратилось, как то разом.
— Халас! Халас!
Лампа качалась из стороны в сторону, плеская светом. Дверь была открыта, ворвавшиеся — держали обезумевшего дознавателя с обеих сторон.
— Убрать!
Русский!
Сказано было по-русски. И хотя русские больше не были главным противником Америки — русский язык хотя бы немного понимали все американские разведчики. Да что там понимать — половина Вашингтона вечером смотрели RT.[60]
Русские!
Он даже представить не мог, что в этом участвуют русские. Но вот теперь — все, наконец, вставало на свои места. Да… его взяли русские. Как во времена Холодной войны.
Это было и хорошо и плохо. Хорошо — то, что русские все-таки играют по правилам, и вряд ли допустят, чтобы ему отрезали голову ножовкой и засняли все это на камеру. Плохо — то, что русские изощренные лжецы и манипуляторы. С ними намного сложнее, чем с примитивными джихадистами.
— Приведите второго! — продолжал командовать русский.
— Эй! — голова кружилась, язык плохо слушался — вы хоть понимаете, что делаете?! Вы понимаете, что вам это с рук не сойдет…
Русский молчал. Он держался в темноте, и просто командовал.
Загремели цепи. Кого-то вели.
— Не бейте меня!
— Заткнись! — звук оплеухи
Господи…
Это был Подольски. Тот самый, которого он был должен найти живым или установить причины его смерти. Его вели, поддерживая с обеих сторон, лицо разбитое, черное от синяков. Грязная, порванная одежда…
