— Да ну прям уж и убьют, — успокоил я её. — Синяков наставят, да и угомонятся.
Однако мой прогноз и не думал сбываться. Спортсмены всерьёз взялись за дело, и вот уже курсант на земле, а физвосники от души метелят его ногами. Эдак, чего доброго, и впрямь инвалида из парня сделают. Дальше я действовал скорее на инстинктах. Первому, который меня не видел, заехал ногой в район поясницы с такой силой, что тот улетел под горку в темноту, ломая кусты. Второй успел развернуться, но лишь для того, чтобы мой кулак вошёл в контакт с его челюстью. Есть, чистый нокаут!
Я помог курсанту подняться, лицо его, что удивительно, было чистым, без видимых кровоподтёков, хотя и кривилось от боли.
— Данке… Спасьибо!
— Не за что… Как сам, идти сможешь?
— Да, кажется, да, — на ломаном русском ответил он и протянул руку. — Юрген.
— Юрка, значит, по-нашему, — хмыкнул я и тоже представился. — Максим. Ладно, я пойду, а то девушка вон одна стоит, боится замёрзнуть. А тебе советую в драку пока не лезть, а утром желательно показаться врачу, может, эти двое тебе внутри что-нибудь важное отбили.
До дома Инги мы добрались без приключений. Она всё ещё находилась под впечатлением от недавнего побоища, однако это не помешало ей на прощание одарить меня таким смачным поцелуем, что мне пришлось немного отстранить от неё свою нижнюю часть тела, иначе у Инги могли бы возникнуть вопросы насчёт ткнувшегося в неё бугорка, торчащего из моих джинсов.
В середине следующей недели маме на книжку капнули полторы сотни, как позже выяснилось, авторские отчисления после нескольких концертов Пугачёвой, где она исполняла мою песню. Причём, как уточнил по телефону Стефанович, не только дуэтом с Добрыниным, но и в сольном исполнении, так как Слава не всегда мог подъехать на концерт ради одной песни. Перед тем, как проститься, Стефанович закинул удочку:
— Ничего нового пока не сочиняется?
— Есть кое-какие намётки, — туманно ответил я. — Пока даже не знаю, подойдёт ли материал Алле Борисовне, как только доведу до ума, посмотрю.
— Давай, давай, — подбодрил меня муж Пугачёвой, — сразу звони, если что. Алла уж тебя не обидит.
В субботу вечером я наконец-то решился прийти к Инге в гости, её родители были сама вежливость. Интересно, Сергей Борисович рассказал брату о том, кто я на самом деле? Хотя вряд ли, это дело государственной важности, о котором не то что брат — жена знать не должна. Правда, не исключаю, что у братьев между собой более доверительные отношения, нежели со своими жёнами. И Сергей Борисович, например, знает о том, что у Михаила Борисовича в любовницах парикмахерша Таня. Однако, как бы там ни было, мой случай стоит особняком, и любой уважающий себя гэбист не станет
Я прекрасно сознавал, что моя встреча с большими дядями — лишь дело времени. Однако в глубине души ничего этого не хотел, мечтая жить по-прежнему жизнью 16-летнего подростка. Пусть и не совсем обычного, но всё же подростка, когда можно не озабочиваться взрослыми проблемами, а просто жить в своё удовольствие, наслаждаясь молодостью, здоровьем и первой большой влюблённостью. Свои воспоминания о прошлых моих женщинах из первой жизни я умудрился запрятать так глубоко, что если и вспоминал о них, то лишь редкий раз и безо всяких эмоций. Да и чего переживать, когда я ни разу по-настоящему не любил. То есть когда-то мне казалось, что вот она, настоящая и большая любовь, а по прошествии времени я понимал, как глубоко заблуждался. Надеюсь, в отношениях с Ингой подобного не случится. Так же как и у неё со мной. В конце концов, мы друг другу принесли клятвы.
[1] 7 сентября 1978 года, выйдя с работы, Георгий Марков шёл к своему автомобилю, припаркованному в некотором отдалении. Проходя через толпу людей на автобусной остановке, он споткнулся о чей-то зонтик и почувствовал укол. Человек с зонтиком извинился и уехал. На следующий день Маркова стали мучить приступы тошноты, резко поднялась температура, и он был доставлен в больницу, где умер.
В бедре Маркова была найдена иридиевая капсула с рицином.
* * *
Глава 11
Первый курс окончен, ура! Правда, и репетиционный процесс, казалось бы, прервался на три месяца, так как ради нас в каникулы никто училище открывать ни днём, ни вечером не будет. Нет, кто-то там чуть ли не каждый день всё равно присутствует, в том числе и завхоз Петренко, но бывал он в училище эпизодически, в разное время, и вообще заявил, что на огороде его частного домовладения сейчас самая страда, некогда ему с нами тут высиживать.
Короче говоря, я сумел договориться с Бузовым, что мы на эти три месяца арендуем инструменты и аппаратуру, подобрав для репетиций другое помещение. А именно — купленый в конце мая у одного из соседей по дому гараж в гаражном кооперативе. Пешком от дома минут десять-пятнадцать, я там и хранил теперь свой мотоцикл. А теперь вот там мы решили оборудовать на лето репетиционную базу. Вот вам и предтеча «garage rock» в советском исполнении.
Чтобы потенциальные воры не покусились на инструменты с аппаратурой, к уже имеющемуся амбарному замку килограмма два весом по моей просьбе один местный умелец соорудил на железной двери внутренний замок с какой-то секреткой, заверив, что так просто вскрыть его получится, разве что автогеном. Ну и сторожей, которые тут дежурили сутки через двое, и получавших зарплату от членов кооператива, я попросил почаще приглядывать за моим гаражом, мотивировав их не спиртным (кто ж мне, 16-летнему, продаст), а всё теми же купюрами. Каждому пообещал по червонцу в месяц, на что мужики с радостью дали своё согласие чуть ли не денно и нощно охранять персонально мой гараж.
Тут в первых числах июня и случился неожиданный сюрприз… Хотя они на то и сюрпризы, чтобы случаться неожиданно. В один прекрасный день в дверь нашей квартиры позвонил не кто иной, как Имре Ковач — сотрудник звукозаписывающей компании «Hungaroton». Позади него стоял ещё какой-то мужик, и оба улыбались так радушно, словно приехали в гости к старому другу, которого не видели лет двадцать.
Как оказалось, вторым мужиком был переводчик, Бела Молнар, работавший в московском отделе венгерской газеты «Непсабадшаг». Официальная причина его приезда — желание написать о Пензе как о город-побратиме венгерской Бекешчабы. А неофициальная…
Если вкратце, то суть визита венгров свелась к следующему… Как выяснилось, тот самый гитарист из ансамбля в ресторане Пешта, пока мы играли хит «Нирваны», втихую включил запись с расположенного позади сцены магнитофон и записал наше исполнение. После этого ребята быстренько выучили материал и стали периодически его исполнять, правда, в более облегчённом варианте, чтобы не шокировать ресторанную публику. Ковач тем временем сбился с ног, разыскивая загадочную группу «Нирвана». Нашёл только британскую «Нирвану», существующую с конца 1960-х, в постоянном составе которой были задействованы вокалист Патрик Кэмпбелл-Лайонс и вокалист-гитарист Алекс Спиропулос. Но играли они совсем в другом стиле и таких песен типа той, которую я исполнил в ресторане, в их репертуаре и близко не было. Доведённый до отчаяния Ковач решил найти русского боксёра, чтобы получить объяснения из первых рук, и сумел-таки выяснить, где я живу. В качестве переводчика он сагитировал приехать в Пензу журналиста Белу Молнара.
Однако… Его бы энергию — да в мирное русло. Хотя ушлые менеджеры от музыки и должны такими быть. Ну а мне-то что делать? Опять гнать пургу про загадочную заокеанскую группу? Так этот Имре Ковач с его связями в музыкальном мире всё уже перерыл, знает все новинки, а ни такой группы, ни такой песни на просторах мировой музыки не встретил. А она, эта вещь, по словам гостя, обязательно была бы в топе.
Прости, Курт, видимо, придётся брать всю вину на себя.
— Ладно, сознаю́сь, моя песня, — с покаянным видом вздохнул я. — Почему раньше в этом не признался? Ну вы сами понимаете, песня слишком уж, скажем так, экспрессивная, и наша цензура в виде художественных советов вряд ли допустила бы её к исполнению, невзирая на вполне невинный текст. Может быть, когда-нибудь… Да и то не уверен.
