рейде «Люйшуня» оказалось три. Подошли тихо, на малых оборотах, в полной темноте — команды проспали нападение и даже не погасили стояночные огни на своих судах. Французы заподозрили неладное, когда двенадцатидюймовые снаряды крупповских монстров ударили в их деревянные, ничем не защищённые борта. Ещё принимая «Динъюань» и «Чжэнъюань» под свою команду, Греве посетовал, что боезапас к орудиям главного калибра состоял, по большей части, из бронебойных снарядов — так, на «Динъюане» фугасных двенадцатидюймовых бомб было всего пятнадцать штук. Ими он и приказал сейчас зарядить орудия — бомбы следовало поберечь для других целей — вроде той самой береговой батареи, на которой сейчас творилось неладное.
Артиллерийское вооружение броненосцев, хотя и превосходило по всем статьям всё, что имелось на эскадре Курбэ, оставляло всё же желать лучшего. Так, ещё во время постройки немало критики было обрушено на выбранную схему расположения главного калибра — попарно, в двух башенноподобных барбетах, так, чтобы все четыре имели возможность вести огонь прямо по курсу, что целиком соответствовало общепринятой таранной тактике боя.
Недостатков, повторимся, у такого расположения была масса — так, сектора обстрелов башен главного калибра имели массу «мёртвых зон»; а при выстрелах через борт, на нос или корму расположенные почти в центре броненосцев короткоствольные крупнокалиберные орудия своими дульными газами создавали угрозу судовым надстройкам. При свежем ветре низкобортные броненосцы кренились так, что стволы орудий оказывались в каком-то метре от воды. Двенадцатидюймовки имели скромную дальнобойность в сорок четыре кабельтова, не могли похвастаться скорострельностью (всего один выстрел в четыре минуты) и, по сути, могли сколько-нибудь успешно стрелять только по тихоходным крупноразмерным целям или береговым объектам.
Да, но сейчас — то их цели, французские безбронные крейсера стояли неподвижно, на якорях, на расстоянии в какие-то пять-шесть кабельтовых! На такой ерундовом дистанции бронебойные снаряды главного калибра проламывали оба борта и пролетали насквозь — но деревянным колониальным посудинам с лихвой хватило и того. Свою лепту в разгром внесла и артиллерия среднего калибра — на носу и корме обоих броненосцев стояло по паре шестидюймовок, укрытых броневыми колпаками из двухдюймовой стали. В последний момент Греве отвернул, пройдя в четверти кабельтова от пылающей руины, в которую превратился «Вийяр». Он, как и добитый «Чжэнъюанем» «Шаторено», так и не сделал ни единого выстрела. Третий крейсер, «Вольта», единственный из всех, стоял под парами и смог дать ход — но его капитан благоразумно решил не ввязываться в заведомо безнадёжную схватку, и растворился вместе со своим кораблём в темноте.
Греве скомандовал в машину сбавить обороты — броненосцы выстроились строем фронта и шли к «Байярду», приткнувшемуся к берегу у подножия утёса — он был весь освещён пламенем, разгорающемся на батарее.
…что же там всё-таки произошло?..
Одного взгляда на французский броненосец хватило Повалишину чтобы понять, что тратить на него время не стоит. «Байярд» далеко выполз на камни; крен был таков, что орудия правого борта едва не уткнулись в воду; на правом же борту они бессмысленно пялились в чёрное, усыпанное крупными звёздами небо. Поучаствовать в разгорающемся сражении команда корабля не могла — да и не хотела, похоже, если судить по многочисленным фигуркам облепившим левый борт и градом сыпавшихся с него в воду. Оно и неудивительно — вид неудержимо накатывающихся броненосцев с наведёнными прямо в душу двенадцатидюймовками способно выбить из равновесия кого угодно — особенно, когда сознаёшь, что остановить их невозможно, а ответить на всесокрушающий залп в упор можно, в лучшем случае, очередью из митральезы, что торчит на правом крыле мостика, пытаясь испугать приближающуюся погибель связкой своих никчёмных стволов.
— Лево семь! — скомандовал он. — Пиши на «Динъюань»: «Огня без команды не открывать. Следовать за мной».
Сигнальный кондуктор торопливо защёлкал жестяной шторкой фонаря Ратьера. Повалишин поискал глазами «Ао Гуан» — торпедный таран шёл на траверзе флагмана, параллельным курсом, держась на дистанции трёх кабельтовых мористее.
Теперь его выход.
* * *
Гавань Люйшуня,
внутренний рейд
Щепки, обломки досок полетели из-под форштевня. Преграда, наскоро сооружённая из лодок, полузатопленных барж, связок брёвен и бочек мог задержать миноноски и паровые катера — но удара кованого шпирона, специально созданного, чтобы прокладывать путь в защищённые гавани, хлипкое сооружение выдержать, конечно, не смогло. «Ао Гуан» прошёл сквозь него, как раскалённый нож, сквозь масло — так должен был это проделать его британский прототип, построенный специально для того, чтобы прорываться в гавани Кронштадта, мимо ощетиненных тяжёлыми орудиями фортов, сквозь ряжевые и боновые заграждения, по минным банкам, защищающим главную морскую крепость России.
История создания этого необычного корабля была такова. Ещё в 1872-м году британское Адмиралтейство предприняло ряд исследований в поисках наилучших способов применения нового оружия — самодвижущейся мины системы инженера Уайтхеда. Для проведения опытов было построено специальное судно, получившее название «Везувий». Имевший скорость в десять узлов, при проведении опытов «Везувий» приближался к цели на дистанцию в несколько сотен ярдов — только в этом случае удавалось добиться попаданий.
Знаменитый Барнаби, состоявший тогда в должности главного кораблестроителя — тот самый, что прославился разнообразными проектами броненосцев — принял «Везувий» за основу при создании совершенно нового корабля. Он должен был иметь веретенообразный, почти целиком скрытый под водой корпус, что по замыслу Барнаби должно было защищать его от неприятельских снарядов. Вооружение составило пять аппаратов для пуска мин Уайтхеда, так же расположенных в подводной части судна; надводный борт и палубу защищала двухдюймовая броня, а носовую оконечность венчал девятифутовый таран, что и предопределило название нового класса судов: «таранный миноносец». «Полифемус» (такое название получил новый корабль) при длине в семьдесят три метра развивал скорость в тринадцать узлов и нёс, помимо основного, минно-таранного вооружения, шесть двуствольных скорострелок системы Норденфельда.
Заказ к постройке был выдан в разгар войны, в 1878-м году. Строительство велось ударными темпами; уже через год, в апреле 79-го судно было спущено на воду и ещё через полгода вошло в строй. И, хотя новинка опоздала к войне, завершившейся для Британии столь несчастливым образом, весь её опыт, однако, продемонстрировал действенность тактики, основанной на использовании таранов и минного оружия. Поэтому вслед за «Полифемусом» на чатэмской верфи была заложена по тому же проекту серия из пяти единиц. Первый из них, «Адвенчур», вошёл в строй всего через год.
Однако, подобный масштаб кораблестроительных работ и неизбежная
