доктором Зигмунтом Фрейштаузе.
— Барон Август фон Меркель⁈ Здравствуйте. Проходите, присаживайтесь, пожалуйста. О! Я вижу на вашем лице следы борьбы за торжество нашей идеи⁈
— Гм. Ну, в каком-то смысле так оно и есть, герр доктор.
— Ну что же, сразу видно преданного члена нашей партии, вы же в ней состоите?
— Да, с 1928 года.
— О, у вас уже есть хороший стаж! Небольшой, но тем не менее. Значит, вы наш человек, и с вами можно говорить в открытую! К тому же вы ещё и барон. Пусть из Эстляндии, но всё же вы чистокровный немец.
Шириновский насторожился. Он постепенно вживался в роль Августа фон Меркеля, но всё ещё не до конца, и ощущал себя только лишь Шириновским, а это сильно мешало в данный момент.
— Да, это так, но вы, герр доктор, захо́дите уж слишком издалека.
— У меня работа такая, я помощник доктора Геббельса по работе с молодёжными организациями и особым поручениям. В данном случае нам нужен журналист, умеющий писать опасные репортажи из самой гущи схватки за власть. Я читал ваши рекомендации, кем вы себя видите дальше?
— Гм, я хотел бы ещё некоторое время послужить в СА, а потом заняться чем-то более спокойным.
— Понимаю, а в СС не хотите?
— Нет, не думаю, что там будет проще, чем в СА, пожалуй, даже сложнее.
— Согласен, тут вы, скорее всего, правы.
— Я хотел бы заняться дипломатической работой или хотя бы начать оратором на митингах.
— Да, я слышал о том, как вы выступали, да и знаю, как начался, собственно, конфликт на Балтийской площади. Признаться, это оказалось для меня весьма познавательным и интересным. Вы действовали по наитию или продуманно?
— По наитию.
— Ясно, я так и подумал, у вас есть определённые способности, но их надо развивать. Мы можем вас направить на курсы ораторского искусства или на журналистскую практику, но там придётся начинать с самых низов. Обучение для вас будет бесплатным, но вы лишитесь всяческих добавок к зарплате штурмовика. Если же будете работать журналистом, там будет сдельная оплата труда, но всё равно меньше, чем штурмовиком.
— Гм, вы знаете, пока меня здесь всё устраивает, а не могу ли я посещать курсы ораторского искусства в свободное от службы время?
— Можете, но вам будет тяжело.
— Ничего, у меня есть желание и нет денег.
— Понимаю, понимаю. Что же, я думаю, всё устроится для вас. Мы можем также согласовать с вашим начальством и ваши короткие репортажи в качестве журналиста НСДАП. Всё в ваших руках. Что касается вашего желания работать в дипломатическом корпусе, не позволите ли мне узнать, какое вы имеете образование?
Шириновский хотел было ляпнуть, что Московский университет, но успел одуматься.
— Я окончил Рижскую государственную гимназию, кроме того, первый курс Рижского политехнического института, коммерческое отделение. Знаю русский и французский, а также немного английский. А работать журналистом я согласен.
— Замечательно, удивлён, что вы знаете столько языков. Может быть, вам перейти в СС, там такие люди требуются, и вы можете рассчитывать на карьерный успех?
— Нет, это не моё, но у меня есть друг, Альберт Шольц, вот он как раз и подойдёт для СС. Очень многообещающий штурмовик, тем более он всё порывается уйти в мэрию кем-то, но это не его, а вот быть в Охранных отрядах Гитлера — самое лучшее, что с ним может быть.
— То есть вы ходатайствуете за своего друга?
— Да.
— А это вы не его ли вытащили из полицейского участка?
— Его.
— Хорошо, я вас понял. На вас есть несколько предложений и планов, так что придётся немного подождать, чтобы руководство определилось, как лучше вас использовать. Это недолго, я тоже составил своё мнение и доложу его заинтересованным лицам.
— Буду только рад.
— Тогда всего хорошего.
— Спасибо, герр доктор, надеюсь, что вновь увижу вас.
Фрейштаузе улыбнулся, молча пожал руку Шириновскому-Меркелю и проводил его до дверей кабинета.
Николай Григорьевич Самсонов отошёл от окна в полной задумчивости и тревоге. Как он и предполагал, неизвестный агент, что так нагло просил денег, появился, забрал записку и пятимарочную монету, но ответа пока не прислал. Видимо, ему нечего было сказать, или он раздумывал, как обтяпать дело в свою пользу.
Ничего страшного, придёт время, он выйдет на связь или, наоборот, исчезнет навсегда из их поля зрения. Сейчас не до него. Другие агенты активно поставляли сведения из окружения Гитлера, обстановка медленно накалялась как внутри партии Гитлера, так и между партиями вообще.
Недавнее побоище на Бальтенплац было весьма показательным. Меньше года осталось до очередных парламентских выборов в Рейхстаг, и каждая партия стремилась набрать очки, доказав, что именно на её стороне сила. Что же, всё объяснимо, а кроме этого, начали активно поступать сведенья, что некоторые националистические партии субсидируются как со стороны Англии, так и со стороны США.
Интересно, что силы Франции никак и нигде себя не проявляли, хотя это совсем не в интересах Женераль Сюрте. Они явно тоже участвует в игре, но через кого и каким образом, оставалось загадкой. Скорее всего, и этому были вменяемые объяснения, они поддерживали правящую партию из числа социал-демократов.
Игра только начиналась, и начиналась она по-крупному. Германия, униженная и растоптанная, низведённая в положение полуколонии и выплачивающая огромные репарации, жаждала сбросить с себя иго проигравшей державы. Не для того погибли миллионы немецких солдат, чтобы их дети молчаливо сносили поношения и позор.
И это понимали все сверхдержавы первого мира, понимали и принимали меры либо пытались использовать в своих интересах. Понимали это и Самсонов с Менжинским, и сам товарищ Сталин! Понимали и пытались вести свою игру, но СССР сам нуждался в помощи, а немецкие специалисты и строили, и помогали, и учились, и торговали. Да и до чисто идеологических разногласий ещё было очень далеко. Всё до поры до времени, конечно, до поры до времени…
Как выяснилось, фон Папен блефовал, но блефовал очень жёстко, призывая в новый крестовый поход против России, то бишь против СССР. Его поддерживала часть немецкой элиты, но поддерживала больше на словах, чем на деле. Бывшие державы Антанты эту его инициативу встретили в штыки и не собирались оказывать никакой помощи, хотя на словах все возмущались коммунистическим режимом, а на деле просто игнорировали попытки его сменить.
Это, несомненно, радовало Самсонова,
