«Главное нАчать, и прибылЯ пойдут» — так кажется, говаривал один отрицательный персонаж той нашей недавней истории. Тот самый, что с пятном на лысине. Но, к черту Меченого, сегодня более актуальной будет строчка из песни времен молодости моих родителей: «Сегодня самый лучший день, пусть реют флаги над полками…» Действительно настроение приподнятое, и к тому же налетевший южный ветер разогнал обложившие небо тучи, через которые даже проглянуло бледное осеннее солнце.
В такой день самое-то начинать строительство нового государства, новой политики, и новой жизни. Но это новое, уже подзабытое нами старое. Нам довелось заново строить страну, которую мы уже однажды потеряли. Я знаю, что этот праздник перейдет в тяжкий нечеловеческий труд спасения России. Новому правительству в наследство от предшественников достались авгиевы конюшни, заполненные навозом до самого верха. Для того чтобы заняться этим геракловым трудом, сегодня с утра пораньше в Таврическом дворце, собираются особые люди, и имя им большевики. Самое главное, что в отличие от того правительства, которое мы оставили в XXI веке, среди них нет ни одного вора, дурака или предателя.
Но, давайте по порядку. Вчера вечером в Смольном, после той сцены с Троцким на лестнице, мы все прошли в комнату, которая была чем-то вроде гостиной. Стоял диван, стол, несколько стульев. При желании, можно было здесь и поспать, правда, без особого комфорта. Сосо оставил меня в этой комнате, вместе с сопровождающими, то ли всерьез, то ли в шутку сказав при этом, — Нечего людей пугать, а то тут некоторые слабонервные, хуже барышень, так что посидите покуда, а я сейчас…
И исчез часа на полтора. Ничего себе «сейчас». Потом он все-таки появился, вполне довольный, с горячим чайником в одной руке, и краюхой круглого хлеба в другой. Поставив чайник на стол, Сталин выудил из кармана своей куртки завернутый в чистую тряпицу кусок сала, и бумажный фунтик с колотым сахаром. Как я поняла, по нынешним временам это была просто царская еда и невиданная роскошь.
Илюша Алексеев, хотя какой он Илюша, фигура в дверь не помещается, в свою очередь, пошарив в вещмешке, поставил на стол банку тушенки, пластиковую коробочку с пакетиками заварки и пачку печенья из сухпая.
— Да вы просто буржуи! — пошутил Сталин, — надеюсь, товарищи из будущего поделятся с бедным голодным председателем Совнаркома?
— Обижаете, Иосиф Виссарионович, — укоризненно пробасил Илья, — у нас как раз все по товарищески, — подумал и добавил, — и по завету отцов — «все что есть в печи — на стол мечи». Если мы с вами объединим наши капиталы, то у нас получится вполне калорийный и вполне полезный ужин на четверых, так что в связи с этим, товарищ председатель совнаркома, как там насчет сала? Вы нам тоже, надеюсь, не откажите?
Во время ужина Сталин сообщил нам, что сумел проинформировать практически всех своих будущих коллег по правительству. Отсутствовал лишь Фрунзе, но и он должен сегодня к вечеру или завтра к утру приехать из Шуи.
— Люди готовы трудиться, — со вздохом говорил Сталин, накладывая на кусок хлеба ломоть сала, — боязно им, конечно, но ведь никуда не деться, все делается в первый раз. Вон, взять Александра Дмитриевича Цюрупу — он прекрасно справлялся работой управляющего имением князя Кугушева, а тут — огромная Россия. Он долго отказывался, но я его, в конце концов, уломал. Примерно так же пришлось разговаривать почти с каждым. Но, это и хорошо. Если бы кто-то из них сразу же согласился бы, то я не стал бы доверять такому вот торопыге — наверняка не справится с порученным делом. Но, как народ говорит — глаза боятся, а руки делают.
В общем, товарищи, — закончил Сталин, — сбор народных комиссаров назначен на завтрашнее утро. Ровно в 6.00 все члены советского правительства собираются у входа в Смольный и идут пешком к Таврическому дворцу. Мы решили, что Совнарком лучше всего расположить именно там. Здание большое, правда, во время пребывания там «Временных», его немножко подзагадили. Но уже с месяц, как Таврический дворец стали приводить в порядок, чтобы разместить в нем Учредительное собрание. Еще днем я послал туда одного товарища, чтобы он осмотрел здание. Мне сообщили, что хоть ремонтные работы еще ведутся, но помещения для работы Совнаркома есть.
Старший лейтенант Бесоев, допивая чай, спросил, — Товарищ Сталин, а что вы собираетесь делать с Учредительным собранием? Как мне кажется, сейчас это крайне ненужная и бессмысленная структура.
— Товарищ Бесоев, — кивнул Сталин, — вы, в общем, правы. Мы, большевики, постараемся свести на нет эту совершенно неуместную инициативу «Временных». А то как-то несправедливо получается — кому-то разгребать дерьмо, а кому-то ораторствовать с трибуны Учредилки, и ставить нам палки в колеса. — Не выйдет!
Вот, товарищ Тамбовцев советует пока укреплять советские структуры, а всеобщие выборы провести позже, весной или летом следующего года. В любом случае нам будет нужен некий отстойник, куда мы могли бы сплавить собственных болтунов от политики. Товарищ Зиновьев, Каменев, Бухарин, Пятаков, Рыков и иже с ними все равно не способны сделать ничего хорошего, а вот навредить могут предостаточно. Сейчас нам нужно будет думать, о том, куда их девать до тех пор.
Старший лейтенант Бесоев кивнул, и разговоры о политике на этом завершились. После ужина, мы еще немного поговорили на разные темы, о том о сем, и легли спать. Мне Сосо галантно уступил диван, а сам улегся вместе с остальными мужчинами на полу. Немного поворочавшись, они быстро захрапели. Вскоре уснула и я.
Проснулась я рано утром от того, что Сталин свистящим шепотом ругал кого-то, просунувшего голову в комнату. — Ти что арош, нэ видишь, дэвушка спыт, устала, бэдная, — от волнения Сосо заговорил с акцентом, — ти мнэ скажы толком, что случылос?
— Товарищ Сталин, — отвечал незнакомый голос, — тут у ворот авто приехали, вас спрашивают. Говорят, что транспорт для товарищей народных комиссаров подан.
— Эге, — подумала я, — это Васильич, похоже, подсуетился. Посмотрим, что за «членовозы» он нам подогнал. Проснувшись окончательно, я с неохотой выползла из-под теплой шинели, которой укрыл меня Сталин. Заботливый. Мои коллеги мужского пола, оказывается, уже давно совсем не спали, и успели сбегать в туалет, где умылись, побрились и сделали все свои дела. Я тоже быстренько привела себя в порядок, сходила куда надо — б-р-р-р… — и это называется Институт благородных девиц!
Потом мы все пошли к выходу. По дороге нам попался человек, которому Сосо был так же рад, как перебегавшей дорогу черной кошке. Весь в коже, начиная от черных хромовых сапог до черной кожаной кепки, сам чернявый, с вывернутыми губами, в пенсне… Одним словом — черт! На нас он смотрел… В общем, очень нехорошо смотрел. Образно говоря, шерсть у меня на загривке тут же встала дыбом. Рука опять, как в случае с Троцким, потянулась к пистолету. Хотя этот тип поздоровался с нами почти вежливо. Не знаю. Товарищ Сталин тоже был крайне не рад этой, может быть, и совсем неслучайной встрече. Что-то, а тот момент, когда в кустах начинают появляться рояли, я чувствую очень хорошо. Этот дядя явно тут неслучайно появился. Сосо с ним поздоровался, а минутой позже пробормотал под нос какое-то грузинское ругательство. Я напрягла извилины и, наконец, вспомнила — мы встретили Свердлова. Ох, и попьет он нашей кровушки!
