Ознакомительная версия.
Тулоксинский плацдарм
В ночь на 24 июня погода резко ухудшилась. Переброска 3-й бригады на плацдарм столкнулась с серьезными трудностями. Старые, со слабыми машинами, транспорты с трудом шли по штормящей Ладоге. Авиация действовать не могла. Пользуясь этим, противник подтягивал к плацдарму резервы и артиллерию.
24 июня
Олонецкое направление
Две роты 301-го полка 100-й дивизии форсировав реку Самбатукса и, пройдя болотами, вышли в тыл оборонительного узла. Атака поддержана мощным артиллерийским огнем, произведено несколько массированных авианалетов. К вечеру опорный пункт обороны в Самбатукса взят.
Тулоксинский плацдарм. Около полудня финны начали решительную атаку. Давление было сильным, наши канонерки и бронекатера подошли к берегу и прямой наводкой отражали атаки противника. Положение оставалось сложным. Финны продолжали ожесточенно атаковать, у десантников заканчивались боеприпасы. Накануне вечером со штурмовиков начали сбрасывать патроны и мины, но большая часть боеприпасов при приземлении пришла в негодность. С утра туман и низкая облачность не позволяли работать авиации. Штормило.
С канонерок на берег передали патроны и небольшое количество 45-мм снарядов. Около 14 часов начали подходить транспорты с первым эшелоном 3-й бригады. Началась высадка. Как назло, туман рассеялся, и противник открыл массированный артиллерийско-минометный огонь. «Малые охотники» ставили дымовые завесы, корабли прикрыли высадку огнем. В 15.40 финские истребители пытались штурмовать катера высадки. Огнем с тендеров был сбит самолет противника[104].
Было высажено 2443 человека…
Лес. (Около 10 километров
к северо-востоку от деревни Нурмолицы)
5.20
Малая пехотная лопата МПЛ-50 — первейшей необходимости военный предмет длиной именно 50 сантиметров. Главное ее назначение — выдолбить укрытие, в коем хозяин инструмента сохранит свою нужную Родине и командованию жизнь. МПЛ можно копать, можно не копать, можно рубить корни и на ней, как на сковородке, жарить яичницу. Вне окопа лопатой можно прикрывать башку и иные важные части тела. Можно колоть дрова или черепа супостатов в рукопашной. Ну, если супостат окажется ловчее, тогда уж лопатки товарищей прикроют павшего бойца землей. В одиночку или сообща, это уж как получится.
Песок. С камешками, немножко сырой, но, в общем, могло быть хуже. Женька, посапывая, работал своей МПЛ. Дерн снял Валера — в маскировке старлей понимал, даром что морской пехотинец. Дальше работали по очереди. В смысле, мужчины работали, а Мариша охраняла «отару», как обозвал Торчок контингент военнопленных. Товарищ майор не отвлекался — работал, «колол» фиников.
— Хорош, а то грунт просядет, — пробубнил Торчок, вытирая пот.
Женька выбрался из могилы. Действительно, что-то размахнулись. Ведь перезахоронят потом Леху? Не будет младший сержант Трофимов лежать один в чаще, где и всех примет-то — близость крошечного озерца? Хотя по-разному может обернуться. Война жутко большая.
— Ну… — Коваленко посмотрел — Лешка вытянулся с накинутым на лицо капюшоном, такой худющий даже в свободном маскхалате, — давай, Захарович, опускаем.
Марина молча шагнула ближе, сунула старлею автомат. Оперативная группа и финны смотрели, как старшина ножом нарезает лапник. Скинула ворох на желтый песок, спрыгнула. Женька подавал колючие лапы…
— Отож уютнее, — вздохнул Торчок.
Лег Лешка Трофимов в свой последний окоп. Пятнисто-зеленый на зеленом. Рацию разбитую в ногах поставили. Не сильно-то они сдружиться успели, но отработали честно, до конца друг друга прикрывая.
Сползал песок в могилу, работал Коваленко лопаткой, остальные ладонями сыроватую карельскую желтизну вниз спихивали. Еще торчал брезент «Севера» — тщетно Мариша на него сыпала. Женька обернулся на фиников — еще даст деру какой-нибудь идиот. Нет, товарищ Попутный от дознания отвлекся, стоял с автоматом. И финны стояли — команды никто не давал, сами поднялись.
Холмик, лопаткой оправленный. Зуд комаров. Ничего для мира не изменилось: сегодня от Черного моря до Баренцева тысячи жизней оборвутся. Сержантских, старшинских, капитанских…
Попутный кашлянул:
— Женя, ты у нас по культурно-душевной части. Скажи что-нибудь. Больше некому.
О вопиющем отсутствии политработников все-таки не добавил, но Шведова и так напряглась.
Что сказать? О том, что герой, что подвиг бессмертен, что страха не ведал, что навечно в списках? Про страх глупо, о памяти тоже. Разве забудут Лешку те, кто в эту ночь к Нурмолицам ходил? Подвиг? Подвиг, это, наверное, когда на амбразуру или на таран, бесстрашно, с криком «Прощайте, товарищи!». Ну, или еще какими-то пламенными словами. Переводчик Земляков видел, как люди гибнут, в атаку вставая или танки подбивая. Вот как в одиночку, с горящими глазами, видеть не довелось. Здесь не кино. Война — командная работа. Чтобы один танк сжечь, ого, скольким людям поработать приходится. Копать огневую, везти боекомплект, минировать и наблюдать, тянуть телефонные провода и размечать сектора огня, снова копать, высчитывать, наводить, стрелять, оттаскивать раненых и убитых, откатывать орудие на запасную и снова стрелять… И когда все эти сотни, а может быть, и тысячи людей честно и до конца сделают свою работу, — хрен танки пройдут, и те «тигры», и разные иные звери. Если каждый правильно, с умом отработает, может, и меньше «героев посмертно» стране понадобится? А если страна сидит, пьет пиво и смотрит по ТВ, как сотня «неумелых безграмотных дураков-профессионалов» натужно пытается ее, страну, защитить, то… Тьфу, не будем сейчас о дерьме нашем…
Алексей Трофимов честно сделал свое дело. Как миллионы других известных и неизвестных бойцов.
— Ты, Леша, не сомневайся. Мы свое дело тоже сделаем, — сказал переводчик Земляков, комкая пилотку. — Победа будет за нами.
…Слова какие-то безликие, сто раз повторенные. А Лешка один на свете был: худой, угловатый, мало что на фронте успевший, лишь в единственный десант сходивший…
Пришли слова. Чужие, зато верные и уместные, такие не грех и повторить:
И сказал Господь:
— Эй, ключари,
Отворите ворота в Сад!
Даю команду
От зари до зари
В рай пропускать десант…[105]
Мариша утирала щеки запястьем, скованно перекрестился Торчок. И несколько финнов крестились, другие смотрели исподлобья. За лесом, у плацдарма, опять грохотало. Пора было работой заняться. Вот и Попутный кивает. Точно, пора.
Ознакомительная версия.
