— Денис, найди мне срочно Петра, ну, который из «Интела».
— Что ему сказать?
— Пусть едет на работу, и там ночует. Чтоб был как штык! Возможно, мне придется приехать.
— Хорошо!
Следующий телефонный аппарат из стоящего на столе небольшого стада, на сей раз главный, вертушка. Ох, как не хочется набирать этот номер…
— Воронов у аппарата.
— Геннадий, здравствуй еще раз, — без паузы, чтоб не нарваться на грубость. — не против, если я сейчас зайду на пару минут?
— Все что нужно, уже сказал Алексею. — холодно возразил собеседник.
— Это совершенно иная тема. Ты помнишь девушку Нину из Перми, в 32-ом году?
На несколько минут в трубке повисла пауза. Наконец, когда Александр Николаевич уже был готов ее разорвать вопросом, Геннадий Иванович ответил заметно севшим голосом.
— Приходи. Расскажешь, что опять нарыл!
Резко, как бросаясь в холодную речную воду родного Воронежа, Шелепин открыл сейф и достал HTC Legend, включил, не удержавшись, бросил взгляд на сменяющиеся картинки экрана, убрал в карман. Добавил бумажник Петра с документами из будущего. Проворчал про себя – «словам, значит, не веришь», и пошел навстречу тяжелому разговору.
…Уговорить товарища Воронова своими глазами посмотреть на артефакты и правнука собственной персоной оказалось не слишком сложно. Любопытство страшная сила, невозможно устоять после того, как повертел в руках маленькое чудо электроники будущего. Тем более Шелепин не требовал ничего взамен, даже сохранения тайны. Зачем бояться доклада на Президиуме? Катастрофы от этого не случится. Впрочем, Александр Николаевич готов был спорить на что угодно – Геннадий лишнего никому не скажет. Не первый день в ЦК, понимает, какой козырь получает в руки.
Гораздо сложнее было его убедить в правдивости истории будущего. Еще по пути, за поднятой водительской перегородкой, в ход пошли паспорт, водительские права, деньги, включая пару двадцаток евро, кредитки. Для мистификации это было явно чересчур, но окончательно Геннадия Федоровича добил уже опробованный на Косыгине прием, а именно кино «Жмурки». Хотя Геннадий Иванович и отказался узнавать в одной из ролей уже известного в СССР Никиту Михалкова[284], но… Черты его отца, Сергея Михалкова, вполне проглядывали за образом «Михалыча».
На обратном пути времени на рассказ о будущем не хватило. Водителю пришлось несколько часов неторопливо скользить черной громадой лимузина по улицам засыпающей столицы. Ребята в «Волге» охраны, похоже, успели проклясть свою работу и неосмотрительно выпитый из термосов кофе. Но собеседникам было не до этих мелочей.
— Ладно… Крепко ты меня повязал. — Воронов наконец признал неопровержимость аргументов. — Многие в ЦК знают про это?
— Косыгин и Семичастный в курсе полностью. Устинов частично.
— Целый год скрытничал… Не реши я сегодня…
— Чего же ты хотел?!
— Нельзя так, — Геннадий Иванович судорожно пытался собрать мысли, и это было хорошо заметно со стороны, — и что ты теперь собираешься делать?
— Теперь – что с этим собираемся делать мы. — Шелепин сделал акцент на последнем слове.
— Мягко ты Саша стелешь…
— Разве есть другие варианты?
— Хорошо, — товарищ Воронов тряхнул головой, пытаясь прогнать лишние в данный момент мысли, и посмотрел на Шелепина, — мне нужно знать твои планы.
— Для начала – не допустить застоя, как его называет твой правнучек. Кстати, как он тебе?
— Неожиданно, — Воронов непроизвольно улыбнулся, — несерьезный какой-то, открытый, смеется все время.
— Но с задачами справляется очень неплохо, часы для съезда видел? — Шелепин постарался разрядить и так слишком сгущенную атмосферу. — Небось твоя кровь сказывается.
— Мне показалось, что при слове КПСС он чуть поморщился?
— Увы, издержки истории его мира…
— Не понимает?
— Хуже. Скорее слегка презирает. Не показывает, конечно, но иногда чувствуется. И знаешь, неудивительно это, после их перестройки и приватизации…
Геннадий Иванович непроизвольно потянулся к сигаретам, но Шелепин достал свои «Столичные» быстрее. Потом подумал, предложил валидол. Сложно сказать, что помогло больше, пара глубоких затяжек, или таблетка под языком.
— Интересно получилось, прямо как ментоловые сигареты! — Воронов продолжил вопросы. — Так что по планам?
— Мы с Косыгиным много об этом говорили. Что дальше делать, куда вести СССР. И пока понятно только одно. Ни социализм, ни демократия по образцу США не помогут СССР даже выжить. В победу коммунизма во всем мире… Да ты сам разве в это веришь?
— Никита Сергеевич верил.
Это было действительно так, понимание скатилось на обоих членов Президиума изрядным грузом. Тяжело представить, что целая эпоха только что, на их глазах, скрылась за горизонтом истории. Но Александр Николаевич не стал держать паузу, и продолжил вопросом:
— А ты?
— Сейчас… нет.
— Вот и я… Знаешь, после первой беседы с попаданцем я даже подумывал… О разном.
— Неудивительно, — Воронов хмыкнул, — «железный Шурик», истинный коммунист.
— Не надо, — невесело усмехнулся собеседник. — За прошлый год я понял больше, чем за всю жизнь.
— Петр не говорил, когда мы умрем?
— Точно не помнит, о таком в учебниках не пишут. Но в его истории никаких репрессий не было, жили долго, хоть и не всегда счастливо. — Ехидно добавил: — тебя, кстати, к моменту смерти Лени в Политбюро точно не было[285], а на пенсию в их перестройку прожить сложно.
— А кто там удержался?
— Из тех, что сейчас, Устинов, Гришин, Суслов, Кириленко…
— Вот как? Даже от Косыгина наш Ильич избавился? — Геннадий отправил на улицу остаток сигареты, и резко сдвинул стекло на место. — Что меня Брежнев задвинет подальше при малейшей возможности, никогда не сомневался. Если хочешь знать, собой жертвовал, чтоб только тебя к власти не пустить.
— Передумал хоть?
— Ты про планы сперва расскажи, а то крутишь все время.
— Нечего говорить о них, — Шелепин одной затяжкой дотянул остаток сигареты, и тоже вернул стекло на место. — Наш единственный шанс, провести срочную модернизацию, ну, считай вторую индустриализацию. Ускорить развитие электронной техники, и на равных соревноваться с другими странами.
— Как это сделать конкретно, ты конечно не знаешь.
— Сам-то представляешь задачу? — Шелепин презрительно скривил губы, да так, что это было заметно даже в полумраке автомобильного салона. — Подумай хорошенько сперва.
Геннадий Иванович действительно крепко задумался. И чем глубже он представлял скорость развития технологий в ближайшие 30–40 лет, тем очевиднее становилась невозможность принятой модели социализма. Автоматические станки, системы мгновенного принятия решений, мощь зарубежных финансовых инструментов. Предсовмина РСФСР был практиком, и, наверно, лучше кого-либо в СССР представлял реальные возможности промышленности страны. Невольно вырвалось:
