Энн рассмеялась, но в ее голосе слышались слезы.
– Я не собака, – тихо повторила она.
– Время проходит так… быстро здесь, – сказал он, обнимая ее за плечи и другой рукой обводя темные заросли острова. – У меня такое чувство, что я прожил здесь годы…
Они вместе пошли вдоль берега прочь от костров. – Это все зависит от того, подходишь ли ты для этой жизни, – сказала она. – Губернатор Роджерс может прожить здесь и пятьдесят лет и все равно останется чужим: ведь он весь в плену обязанностей, наказывает за преступления, организует охрану кораблей с товаром. Это все груз Старого Света, но ты… Да что говорить, когда я впервые тебя увидела, я сказала себе: вот парень, который рожден для этих островов. Эти острова. Слова вызвали знакомые образы стайки розовых фламинго на рассвете, кучки перламутровых осколков раковин, набросанных на белом песке вокруг остатков костра, сине-зеленое море в ослепительных солнечных бликах, на которое смотришь сквозь дымку опьянения, почерневшие пыжи, валяющиеся на песке после дуэли, как использованные промокашки самого бога войны…
И он действительно вписался в этот мир, или, вернее, мог бы, ибо существовала в нем частица, которая с готовностью открывалась невинной жестокости, царившей здесь, раскрепощенности, прощению всех провинностей…
Энн повернулась к нему, обняла его, его свободная рука обвила ее, и внезапно ему страстно захотелось обладать ею, захотелось потерять себя в ней, через секунду они оказались на песке, она сбросила платье, и он навалился сверху на теплое тело…
Звук выстрела над головой оглушил его, и вспышка на мгновение осветила напряженное лицо Энн. Тут же рукоять пистолета ударила его в затылок, но удар пришелся по скользкой косичке, промазанной смолой, рукоять соскользнула и лишь причинила острую боль. Он скатился с Энн и вскочил на ноги. Она продолжала лежать, распростершись на спине. Она не была ранена. Отметина в песке показывала, куда попала пуля. Энн нетерпеливо стонала, ее бедра дергались, и Шэнди хотелось убить того, кто их прервал, и снова вернуться к женщине.
Рядом с ней стоял Джим Бонни. Он отшвырнул разряженный пистолет и поднял руку. Шэнди ощутил внезапный жар и сделал правой рукой жест, отвращающий зло и обращающий магию на того, кто ее применил. Он укусил себя за язык и плюнул кровью на Бонни, чтобы придать силу возвратному заклинанию. Волосы на Бонни задымились, запахло паленым. Он ухватился за меховой плетеный ремешок, висевший на поясе, и дымок, вившийся из волос, рассеялся.
– Дух-покровитель присматривает за мной, скотина, – прошептал Бонни. – Мы с ним покажем тебе, как красть чужих жен.
Слишком взбудораженный, чтобы испугаться, Шэнди щелкнул пальцами и указал на Бонни, но тот еще не убрал руку от своего талисмана, и потому заклинание, набрав силу, обрушилось на самого Шэнди. Схватившись за живот, он повалился на песок от невероятной пронизывающей боли. Бонни воспользовался моментом, пнул жену в бок и пробормотал какой-то заговор, глядя на Шэнди.
Из носа и ушей Шэнди хлынула кровь. Разумом он понимал, что проиграл схватку и должен бежать или позвать на помощь, но он все еще желал Энн, желал овладеть ею с еще не остывшей кровью Джимми Бонни на руках.
Но он мало что мог сделать, пока Бонни находился под защитой духа-покровителя. Шэнди приподнялся на колени и насвистел мотив, который должен был вызвать у Бонни слепоту. Но несмотря на все предосторожности, это тоже ударило по нему же самому, и пока он слепо мотал головой, Бонни наслал на него припадок судорог. Шэнди рухнул на песок, он метался и стонал. Он слышал, как Бонни еще раз пнул свою жену и переступил через нее, остановившись над ним.
Шэнди знал, что теперь слишком поздно спасаться бегством или звать на помощь – ему предстояло умереть здесь и сейчас, если он ничего не придумает. Эта мысль была тем более невыносима, что он представил себе Энн. Именно Джим Бонни сейчас ляжет с ней, и в эту минуту она не заметит никакой разницы.
Игнорируя боль во всем теле, он сумел сунуть дергающуюся руку в карман, там все еще оставались крошки от шарика грязи, которую он соскреб с сапога во время того памятного путешествия к Фонтану юности. Он выдернул руку и швырнул крошки в небо над собой…
***
Он оказался в лодке, проплывающей под мостом, увешанным разноцветными фонарями. Вкус вина и чеснока во рту сменился вкусом клубники. Он помнил эту сцену. Париж. Сколько же ему было? Лет девять, когда его отец, хорошо заработав, решил угостить его хорошим обедом, а затем прокатиться по Сене. Человек рядом повернулся к нему, но это был не его отец.
Прямо на Шэнди смотрел старый негр, его седые волосы и коротенькая бородка так же круто курчавились, как шевелюры у мраморных статуй.
– В вуду нападения обычно нацелены на память жертвы, – сказал старик на певучем французском диалекте. – Сумма воспоминаний и есть личность. Если бы я хотел причинить тебе вред, ты бы обнаружил, что вот этот вспомнившийся тебе эпизод и участвующие в нем люди переменились страшным и смертоносным образом. Ну как бред при лихорадке. Все будет становиться хуже и хуже, пока ты либо не перейдешь в наступление, либо не погибнешь.
Негр улыбнулся и протянул руку:
– Меня зовут Мэтр Каррефур. Поколебавшись, Шэнди пожал ему руку.
– К счастью для меня, – продолжил собеседник, – я лоа, чья власть распространяется на заселенные острова. Мне часто приходится иметь дело с людьми, и я способен предугадать их действия, не в пример природным лоа, которых вы встретили во Флориде. Твои крошки магической глины не убили бы меня, они утратили значительную часть своей силы за прошедшие полторы недели. Но тем не менее они могут мне навредить, если я воздержусь от контратаки. Поэтому я не буду ввязываться в схватку между тобой и мистером Бонни.
Пристыженный, Шэнди отвернулся, глянув назад, туда, откуда они плыли. Среди пешеходов на мосту он разглядел несколько женщин, и несмотря на яркие фонари, лишь их лица были видны четко и ясно. Ему подумалось, что именно так ему в десятилетнем возрасте и виделись все женщины, ничего общего с тем, как выглядела для него минуту назад Энн Бонни. Что можно назвать взглядом более ограниченным: тогда в детстве или сейчас?
– Э-э… благодарю вас, – пробормотал Шэнди. – Но почему… почему вы так поступаете? Бонни сказал, что вы охраняете его.
– Да, присматриваю, чтобы ему не был причинен вред. Ты разве замыслил что-нибудь плохое?
– Нет. Теперь уже нет.
– Тогда я выполнил свои обязанности. Что-то переменилось в небе. Шэнди невольно посмотрел вверх. Звезды стали расплывчатыми, словно видимыми сквозь неровное стекло – иллюзия, созданная Мэтром Каррефуром начинала рассеиваться. Старик тихо хихикнул:
