тут уж, простите за тавтологию, «даже тысяча младших научных сотрудников одного Эйнштейна не заменят». Это очень хорошо понимают англичане, держась за свою систему «клубешников» – когда те, кого считают «своими», принадлежащие к самым разным Конторам, встречаются в сугубо неформальной обстановке, обмениваются информацией, находят какое-то решение – которое уже после подвергается проверке и, при положительном вердикте, проводится в жизнь. И по моему убеждению, этого не хватало там СССР – где все было предельно замкнуто на официальные каналы с четкой иерархией. А здесь мы попробуем сыграть по сетевым правилам!
– Добро! – сказал Пономаренко. – Считай, что твоя идея вышла на стадию проверки. И если будет гарантия, что сумеем закинуть «утку» в газеты так, что к нам никаких концов, то… Посмотрим, что из этого выйдет!
Еще когда я к встрече с Елизаветой готовилась, было известно, что одной из тем беседы станет «под международный контроль» – затем и про слова Эйнштейна вспомнилось (его письмо сорок седьмого, и Пагуошский манифест уже после его смерти). И тут Валька заметил между делом:
– А отчего здесь тот манифест должен быть тем же самым? Сам Эйнштейн может свое мнение поменять. Или мы – сейчас состряпаем донесение попа в ГПУ [33]. Отчего не?..
Сам Валя, наверное, и забыл, а мне запомнилось. И правда, а отчего не?..
Ньюарк, штат Нью-Джерси. Отель «Ньюарк Либерти». Вечер 20 ноября 1955 г.
– Так это не вы его пристукнули?
– Я что, похож на гангстера? Просто информация оказалась не по силе даже для таких гениальных мозгов. Да и возраст, и здоровье…
– Тогда откуда взялся второй текст послания? Выдержанный в духе нашего, но все же отличающийся. И кто распорядился отправить его в газеты?
– Пока удалось установить, что здесь, в Ньюарке, в редакцию «Телеграфа» запечатанный конверт принес посыльный от «Службы доставки Смита», есть тут такая контора. А им это письмо было отдано еще в марте, с сопроводительной запиской за подписью самого нашего гения – «передать по адресу в следующий день после моей смерти, если таковая последует в течение года». Поскольку криминала не усматривалось и заплачено было по высшей расценке, у доставки не возникло никаких вопросов. Как не возникло их и в газете – с учетом имени автора и вполне приемлемого содержания текста: ничего противозаконного, никакой коммунистической пропаганды, а напротив, все во благо нашей страны.
– Однако же он отказался подписать нечто очень похожее.
– Ну, мысли гения, как и господа – неисповедимы. Тем более если это было написано восемь месяцев назад. Тогда считал так – сейчас изменил свое мнение.
– То есть вы считаете послание подлинным? И наш гений сам заблаговременно позаботился о публикации своего завещания – через каких-то своих друзей?
– Я считаю эту версию наиболее вероятной – пока не получим более подробную информацию. Поскольку не вижу, кто и какую выгоду может получить в данном случае.
– Лично мне очень не нравится, когда что-то происходит не по моей воле.
– Ну, абсолютную власть имеет лишь Господь.
– К идеалу надо стремиться. Вы все же могли бы быть расторопнее, коль уже были на месте. Могли бы узнать и больше.
– Я все-таки ученый, а не тайный агент. И сегодня воскресенье – что тоже немаловажно.
– Вы могли хотя бы мисс Дюкас расспросить подробнее – на правах давнего друга. Если эта особа – доверенный секретарь нашего гения уже почти двадцать лет, то она должна была знать про эти письма!
– Она утверждает, что среди корреспонденции была и такая, которую Эйнштейн писал и отправлял лично.
– Ну так она все равно должна знать хоть что-то! Вытрясите из нее любые детали, за которые можно зацепиться. И имена – кто был у нашего фигуранта в числе особо доверенных!
– Как-то неудобно – когда тело еще не остыло.
– К дьяволу манеры – когда возможно, что это не выходка сумасшедшего гения, а начатая против нас игра, неизвестно кем и с неясными целями!
Ответ советских ученых на «Манифест Эйнштейна»
Мы уважаем Альберта Эйнштейна, как одного из самых великих ученых в истории человечества. И помним, что он не единожды показывал свое дружеское отношение к СССР.
Но мы решительно не согласны с его тезисом, что «в нынешний атомный век государственный суверенитет является пережитком и подлежит если не упразднению, то далеко идущим ограничениям».
Сам же Эйнштейн в своей декларации признает, что американские «помощь» и займы «могут быть использованы в качестве орудия политики силы». Пишет, что это представляет реальную опасность и что «мы все знаем, что политика силы рано или поздно неизбежно приводит к войне». Прямо указывает на «антинародность господствующего в Соединенных Штатах монополистического капитализма». Не отрицает неустранимые пороки капиталистической системы – что «влияние экономической олигархии на все области американской общественной жизни весьма сильно», что экономическая власть сосредоточена в руках этой олигархии, которая не обязана отчитываться в своих действиях перед обществом в целом. Он признает, что капитализм «не в состоянии предупредить безработицу» как массовое и хроническое явление, не в состоянии предотвратить экономические кризисы и обеспечить большинству народа достойный уровень жизни, или, как деликатно выражается Эйнштейн, «не в состоянии поддерживать здоровое равновесие между производством и покупательной способностью населения». Закрывает глаза на факты агрессии американского империализма против китайского и вьетнамского народов – «что касается политики американского правительства после окончания войны, то я не имею желания, не могу и не уполномочен оправдывать или объяснять ее». И в то же время призывает, «ради сохранения мира», к фактическому подчинению всех стран и народов американскому капиталу! Если якобы «наднациональная» организация, расположенная в США, и в которой США имеют главенствующую роль, будет в наш век научно-технического прогресса запрещать прочим странам развивать технологии, которые произвольно сочтет «опасными», если эта же организация будет распоряжаться всеми научными кадрами (все университеты во всех странах подчинены и финансируются этой организацией, она же по своему усмотрению назначает профессоров, и воспитывает в студентах верность «интересам мира», а не своей страны) – то как это назвать, если не глобальным подчинением? «Великая держава с демократическим, а не тоталитарным строем» – но мы ведь помним Закон Макмагона, вопиющий прецедент, когда именно такая держава, те же самые США воспользовались своим положением в самых недостойных целях и непорядочными средствами!
Эйнштейн считает, что, при всех недостатках этого плана, «это будет лучше, чем атомная война»? Мы же видим логику – «если самим отдать бандиту все свое имущество, он больше не будет нас грабить». Или логику первобытных африканских племен – «если мы будем поклоняться крокодилу как своему божеству, он нас не сожрет». Или же знакомую нам логику предателей в недавней войне – «немцы придут и всех накормят», «лучше рабство, чем Верден». Вот только жизнь показала – что тот, кто
