Ознакомительная версия.
Да и встреча та, первая, никакой привязанностью не обернулась — мы уже после войны нашли друг друга. Два капитана. Она тоже летала, в основном к партизанам, да разведгруппы высаживала-забирала. Но сейчас, когда ничего подобного ещё не было, она в полном неведении относительно моих мыслей и, чего уж греха таить, привычек. Оно бы и ничего, если бы я не повёл себя с ней так по-хозяйски.
— Целый год ждать, — непроизвольно вздыхаю я, — меня продолжает переть глупая уверенность старого супруга. Девочка, между тем, с одной стороны смущена, с другой — не робкого десятка. Кроме того в ней уже проснулось главное женское качество — любопытство.
— А чего такого ты никому не скажешь? — спросила она недоуменно и, не дожидаясь ответа, продолжила «наезд»: — Вот если бы я пообещала, что не скажу отцу про твоё охальство, тогда бы и спросу не было, — снова уперла в меня тот самый взгляд, под которым я таю, и молчит, дожидаясь ответа.
— Буду счастлив, если ты представишь меня своим достойным родителям, — под воздействием её бездонных очей я мгновенно слетаю с катушек и несу полную чушь. — Ты не сомневайся, как только наступит срок, поженимся. Деток вырастим, внуков побалуем, на правнуков полюбуемся, — вижу, как Мусенька обворожительно краснеет, но держит себя в руках просто великолепно.
— Ну, уж нет, — заявляет она решительно. — Рано пока знакомить тебя с моими батьками. Сначала я для себя решу, люб ли ты мне, а уж потом, как разрешу, тогда подкатывай, — говорит, а сама галстук из корзинки достала и повязывает. Пионерка, понимаешь, возвращается из церкви.
Видимо, прочитав на свой лад выражение моего лица, она поясняет: — Неладно, как-то, в галстуке в храм входить. Батюшка пугается, с добром ли человек пришёл, не станет ли хулу нести?
— Допускает пионеров к молитве? — насмешливо тяну я.
— К службе, — поправляет меня Мусенька. — Молитву всяк сам может прочитать. Так он и комсомольцев венчает, хороший у нас батюшка. Всё-всё понимает. Добрый человек и рассудительный.
Эти слова меня мигом протрезвили — чары девичьи отпустили раскрывшийся бутон мальчишеской души, отчего он мигом схлопнулся. Итак, местный поп — мужик с понятием и с властями живёт в ладу. Это может крепко помочь моим планам, если удастся вступить с ним в контакт.
— Познакомишь нас? — слёту беру быка за рога.
— Ты и сам не без языка, а он людей не чурается, — язвительно смотрит на меня будущая жена.
— Так безбожник я, — лучше сразу сознаться.
— Это ничего, лишь бы человек был хороший, — улыбается своим мыслям девочка и до боли знакомым жестом ерошит мою макушку. Таю. Но держусь.
— Понял, — отвечаю. — Сегодня из-за Пасхи он весь день на работе. Так что зайду в другой раз. А мне бы закуски купить для мужиков, — потрясаю пустой торбой и шелестю… шелещу… (не знаю, как правильно) парой купюр.
— И чего мы стоим, кого ждём? — упирает руки в боки Мусенька. Опять до боли знакомая поза, при виде которой всё внутри взбалтывается, но не смешивается. — Православные ждут тебя, чтобы вкусить от щедрот великого праздника, а ты тут встал посреди дороги и лясы точишь. За мной, телепень, — подхватив корзинку, она даёт мне знак следовать за ней.
Следую. Куда ж деваться! В будущем я всегда её слушался — привычка. Только вот не примечал ни разу, чтобы она в Бога верила. Если и было что, то всегда молча, про себя.
— Здравствуйте, отец Николай, — священнослужитель сейчас дома. Сидит под деревом и что-то просматривает, надев на нос очки. Книжка перед ним лежит толстая, но тиснения на корешке не видно. Может статься, что мирского содержания.
— Здравствуй отрок…
— Александр, хотя, обычно Шуриком зовут. По делу я к вам.
— Так присаживайся, рассказывай, — поп откладывает книгу, не закрывая её, и сморит на меня поверх стёкол.
— Для начала докладываю — я совсем безбожник, но агитировать за атеизм не стану. Мне помощь нужна, причём не от вас лично, а сразу ото всей вашей церкви, — вот так, без хитростей. Я ведь понимаю, что ответственный работник самого устойчивого в человеческой истории предприятия любые пацанячьи уловки мигом раскусит и легко запутает меня словесами так, что глаза на лоб полезут. Ну и вообще, с даром убеждения у меня дела обстоят неважно.
— Дело моё богоугодное, — тороплюсь я поскорее внести ясность. — Только это положение требует доказательств, — снова я спешу предвосхитить неизбежные в таких случаях вопросы. — Через шесть лет немец на нас нападёт, — окончательно раскрываю я свои карты. — И столько случится горя, что многие поколения будут помнить об этом нашествии. Людей погибнет страсть…
Пока я перевожу дух, мой собеседник успевает вставить словечко:
— А ты знаешь, как этому делу помочь, но без поддержки никак не справляешься? — и смотрит пытливо.
— Ага, — говорю. — Вроде того. Только со всей бедой мне не совладать — лишь с малой её частью справлюсь. Это сохранит несколько тысяч человеческих жизней.
Священник отложил очки и глядит на меня, словно на экзотическую букашку… экзотический фрукт, появившийся неведомо откуда. А мне пока добавить к сказанному нечего — надо посмотреть на реакцию собеседника и только потом гнать зайца дальше. Только вот не видно пока отклика на мой посыл — человек думает, как бы повежливей отшить малолетнего идиота — вот и всё.
— От врагов страну и её население защищает армия, — наконец изрекает он банальность. — Тебе отроче, нужно не в храм Божий обращаться, а к большому военному начальнику.
Ух ты! Реакция не совпала с ожидаемой. Нормальный человек принял меня за тихого помешанного и пытается избавиться от хлопот по общению с тронутым. А я-то думал, что именно такими ребятами святые отцы должны интересоваться, как своими наилучшими клиентами. Наставить, так сказать, утешить, приголубить и втянуть прямиком в лоно. Чтобы или юродивого организовать, или верного последователя к делу приставить.
В общем, рухнул приготовленный план беседы. Буду импровизировать.
— Военные мне, скорее всего, поверят. Насчёт угрозы их оценки моим познаниям не противоречат. А вот план противодействия нападению у них совсем другой. Не нужен командирам отдельно взятый богатырь одним махом семерых побивахом. Им требуется много бойцов в едином строю под руководством Коммунистической партии давящих гидру мирового империализма прямо в её логове.
С другой стороны, коли они даже возьмутся помогать мне изо всех сил, то и руководить этим делом примутся на свой манер, чем всё окончательно и бесповоротно испортят. Информация о замысле сразу поползёт вверх по вертикали власти и останется тайной только от собственного народа, но не от противника — никакой неожиданности для немцев не выйдет и ничего из затеи не получится, кроме напрасной траты сил.
Ознакомительная версия.
