Семеро диверсантов расположились за отдельным столом и в ожидании командира тихо переговаривались между собой. Анатолий знал каждого из ребят поименно. Некоторые из них обосновалось на Войковской раньше него, привлеченные сладкими идеями об истинном равенстве и братстве. Другие, прослышав о веселом нраве анархистов, подтянулись относительно недавно. В основном это все были Толины ровесники, крепко сбитые парни, готовые в любой момент полезть в драку.
Анатолий уселся между другом своим Сергеем и самым молодым из диверсантов, курносым Коляном. Колян был совершенно помешан на восточных единоборствах и вечно доставал библиотекарей с Водного Стадиона бесконечными требованиями выдать ему очередную партию самоучителей по кунг-фу и айкидо. Ребром ладони Колян всегда стучал о твердую поверхность: так закалялась сталь. Сейчас он глухо барабанил о деревянный стол, чтобы ни секунды — даже за едой — не прошло без пользы для дела.
— Уделаем этих изобретателей яйцеголовых! — убеждал он Сергея. — На раз-два!
— Заткнись, Колян. — Сергей с хмурым видом зачерпнул ложку супа. — У нас такого дела еще не бывало. В самое логово лезем. Передушат как котят, и тебя первого…
Толя хотел приказать Сереге замолчать, всыпать ему за паникерство, но слова застряли в горле. Командир посмотрел на сосредоточенные лица своих подчиненных и вдруг проникся их настроением. Перед глазами встала картина трехлетней давности…
Мешки с песком, растрескавшийся бетон стен, обрывок кабеля, который свисал с потолка, словно оборванная петля, из которой только-только достали висельника, маленький пятачок света костра на сотом метре. К тому времени Анатолий дежурил уже, как ему казалось, раз сто и считал дозоры скучной и безопасной по большому счету рутиной. Беспокоиться вроде как было не о чем. В тот раз его наряд охранял туннель, идущий в сторону дружественных станций — Водный Стадион и Речной Вокзал. Из темноты могли появиться разве что сменившиеся работники свинофермы или обоз дрезин, нагруженных провиантом.
Четверо часовых дожидались смены, коротая время в ленивой, беспредметной беседе. Вот тогда, в той сонной, спокойной обстановке Анатолий и почувствовал запах смерти. Кто-то говорил, кто-то смеялся, а Анатолий вдруг выпал из обоймы. Он покрутил головой, оглядываясь по сторонам, словно надеялся увидеть неких духов, которые струились через паутину трещин в стенах, наполняя все его существо смесью мутного ужаса и безудержной паники. Что это? Кто? Откуда появится?
В таком состоянии Анатолий провел с минуту, но минута растянулась на час. А затем раздался звук, заставивший встрепенуться всех остальных. Определить его источник было несложно.
В двадцати метрах от блокпоста в стене туннеля зияли два черных прямоугольника — двери, ведущие в подсобные, тупиковые помещения. Сухое, переходящее в тихий треск шуршание донеслось из ближней комнаты. Первым вскочил на ноги рыжий Митяй… Повел стволом автомата… Прикрученный к нему фонарь осветил серые стены, покрытый пятнами сырости потолок и ржавые рельсы.
— Чего это там?
Шуршание и треск стихли, но Митяй все никак не мог успокоиться.
— Ребят… Вы сидите, а я гляну пойду. А то самому стыдно, что чуть не обделался. Там же глухо все, сколько раз уже…
Он двинулся к двери подсобки. Анатолию захотелось остановить его, но вместо этого он, будто загипнотизированный, просто продолжал наблюдать за перемещением конуса света. Митяй добрался до двери, посветил внутрь и обернулся к товарищам:
— Ничего здесь нет! Пусто!
Опустив автомат, он вошел внутрь помещения и… Эхо разнесло его вопль по всему туннелю. Потом уши резанул треск автоматной очереди. Часовые в считанные секунды пришли в себя и рванули на помощь другу. Однако к тому моменту, когда троица влетела в комнату, готовая прошить свинцом все, что шевелится, помещение было пустым. Митяев автомат валялся на полу рядом с решеткой вентиляционного отверстия. Анатолий хорошо запомнил эту решетку. Сваренная из стальных прутьев толщиной в палец, она была искорежена, раздавлена и погнута неведомой силой, будто была из жести… Решетка прикрывала горловину вентиляционного рукава шириной не больше человеческой головы. Однако Митяй исчез в ней целиком! Кроме нее, ему деваться из комнаты было некуда. Вокруг зияющей дыры алели пятна крови с прилипшими клоками рыжих волос. Анатолий отлепил их осторожно и отнес Митяевой матери — похоронить сына. Больше от того ничего не осталось.
И не отпускала с тех пор Толю мысль, что он почувствовал опасность за минуту до того, как все началось. Уже тогда он точно знал — кто-то умрет…
Анатолий вернулся к реальности, потер лоб, чтобы отогнать видения, посмотрел на успевшие опустеть тарелки товарищей и встал с лавки.
— Далеко не расходиться, — хрипло скомандовал он. — Через час всем быть на платформе.
Он вернулся в свою палатку и зачем-то достал футляр от скрипки. Сунул за пазуху брошюрку анархистского евангелия, а в карман — томик стихов. Кто знает, вернется ли когда-либо на Гуляй Поле он сам?
Зашнуровывая пустую палатку, Толя вдруг улыбнулся. Вспомнилась вычитанная в какой-то книжке деталь похорон египетских фараонов. Отправляясь в путешествие по загробному миру, те брали с собой все, что могло пригодиться на этом многотрудном пути. Метрополитен в его нынешнем виде немногим отличался от загробного мира. Выходило, что он поступал в лучших традициях сгинувшей древней цивилизации. Символический, как ни крути, жест…
Перекличка. Все Толины бойцы были тут. Коренастый громила Гриша, тощий, как жердь и нескладный Макс, щекастый, вечно улыбающийся толстяк Димка, угрюмый очкарик Артур, Колька-каратист и спортсмен Серега. Все разные. Все родные…
Вместе с командиром в группе было семь человек.
Эх, великолепная семерка… Дай бог, чтобы вернулись тем же составом.
Они поочередно спрыгнули на рельсы туннеля. Добираться до Белорусской решили налегке, поэтому по калашу получили только ведущий и замыкающий, но и они старались не показывать, что вооружены. Восьмым был Никита. Он успел сменить свою слишком уж броскую форму на серый потертый пиджак, брюки с пузырями на коленях и стоптанные ботинки. На круглом его лице отчетливо читалось выражение брезгливости. Никита явно не желал выглядеть так, как обычные жители Метро.
Наверняка там, откуда он пришел, к его персоне относились с бóльшим уважением, чем на Войковской. Небось, этого белоручку чуть не в паланкине носили! Даже спуск с платформы дался Никите непросто. Анатолий приглядывал за толстяком, пока тот неуклюже барахтался, медленно, на животе сползая на пути, вместо того, чтобы просто спрыгнуть. И вроде бы Толя хотел позлорадствовать над тем, как толстяк знакомится с настоящей жизнью, а не получалось. Не оставляло ощущение, что тот пыжится нарочно…