Марк Твен насчёт «где точку ставить» очень чётко понимал:
«Когда пишешь роман о взрослых, то наперёд известно, где надо поставить точку, — на свадьбе; а когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее».
Ну, вообще-то, правильно: каждый роман представляет собой квест, конечной целью которого является помещение «палки жизни» во «врата бессмертия».
Понятно, возможны вариации. У Пушкина, например, в «Руслане и Людмиле» всё куда круче обычного стандартного романа: поэма со свадьбы — начинается. Правда, свадьбой же и заканчивается. А какой квест между!
Тут я с Александром Сергеевичем солидарен: только после свадьбы настоящие приключения и случается. Новобрачная огребает экспириенса «по самое не хочу». А молодой муж бегает по миру как наскипидаренный. Мучаясь по ночам эротическими сновидениями с конкурентами-соискателями в главных ролях. Отчего и происходит у него непрерывный «бой с головой». Голова, получив смертельную пощёчину, отмирает и открывает измученной гормонами личности доступ к мечу — общепринятому фаллическому символу. Вцепившись в свой… символ двумя руками — двуручный же! — обезголовевшая психика отправляется на поиски женщины. Понятно, что его противник, обладатель бороды — символа мудрости и преклонного возраста, проигрывает «бой за осеменение» обладателю символа фаллоса.
«Там на глазах перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря».
Процесс такого «поноса» называется «смена поколений». Пока самцы меняются — дама примеряет шапки и играет в прятки. У Руслана — это «второй подход к снаряду». Более успешный. Странно, что Пушкин не последовал нормам Олимпийского комитета — должна была быть ещё и третья попытка.
А как быть мне? «Мальчик»? Тельце-то подростковое. Добежал, спрятался… Расти себе спокойно, учись, ума-разума набирайся, батюшку слушай, бога не забывай, прогрессируй себе помаленьку…
«И привольная, и праздная
Жизнь покатится шутя…
— Эка песня безобразная!
Няня! Дай-ка мне дитя!»
Тут и никакого «проезжего городского» не надо. Тут же «Святая Русь»! Тут просто за раками на речку сходить… С моими-то талантами… И любопытные зрители могут спрашивать уже лично у Велеса: «а был ли мальчик?».
Ну, положим я — не мальчик. И это тело — уже «не мальчик», а по мозгам… ну совсем «не мальчик». Взрослый? «Поставить точку на свадьбе»? Типа «женился — дальше не интересно»? Или: «женат? — Жизнь кончилась».
У меня другая точка зрения: только после этого жизнь и начинается. Потому что семья и есть «команда по выживанию в этом мире». Эх, мне бы какую-нибудь Василису Премудрую найти. «Вышла она замуж за Ивана-дурака и стала прозываться — Василиса Дурак». И жить — «в урагане по имени Ванька»…
Нет уж, для свадьбы мне по тельцу — ещё рано, а по мозгам — уже поздно.
Поэтому для личного выживания нужно формировать команду, основанную на других принципах. Вместо всяких спящих красавиц, говорящих тотошек, заколдованных железяк, свитков с секретами и ларчиков с сокровищами — мне нужны люди. Толковые, работящие, умелые люди. Как их тут найти? И как убедить их делать нужное мне? Нанять? Серебро-то у меня в усадьбе имеется.
Можно выйти на торжище и закричать:
— А кто тут кузнец-молодец? А скорняк — не дурак? А кирпичник — не на один птичник? А шерстобит-сукнодел, кто на этом зубы съел? Подходи-налетай, даром время не теряй! Мастеров сыскать хочу — подходи, озолочу!
Кричать по-зазывальному я умею. А вот будет ли от моего крика толк? В приличном обществе этот вопрос решается наймом соответствующего специалиста. Обращаешься, например, в рекрутовую контору. Описываешь — что именно тебе нужно. Проводишь несколько собеседований, с подобранными профессионалами в части рекрутинга, кандидатами. Выбираешь наиболее подходящий экземпляр и — вперёд. Договор — типовой, должностные обязанности — интуитивно понятны. Существует законодательство, общепринятые нормы и традиции. Можно расписать подробнее, как в Штатах делают — договор найма на 80 листов.
Здесь всякий договор называется «ряд». Фольк даёт устойчивую цепочку ассоциаций: «рядиться-биться-судиться». Или вот так: «Стали между собой рядиться — и дорядились: и корм сгнил, и скотина полегла». Мне такие договорные отношения — даром не нужны.
А какие нужны? Я же не знаю — что они в свои «ряды» вписывают! А и увидев образец — не понимаю, что для туземцев — само собой разумеется. «Неразглашение информации, полученной в ходе исполнения должностных обязанностей» — это здесь как? «Само собой»? А то у меня всякие «инновушки» в голове бродят — для меня это условие важно. Патентного права здесь нет, авторского права здесь… как в Рунете. Да ничего здесь нет! Даже «право частной собственности — священно» — уже из французской революции. Здесь у человека только одно неотъемлемое право: помолиться перед смертью. Ну и как на этом строить трудовые отношения?
Основная форма отплаты в «Святой Руси» — повремёнка, подёнщики. Вроде бы — чего проще? Рабочий день — почти как у вампиров: от заката до рассвета. В смысле — наоборот. А как быть зимой? Когда день короткий? А при работе в помещении? Мне там шинделей моих понаделать надо будет… От звонка до звонка? А кто звонить будет? А как с работой по выходным? А по двунадесятым праздникам? Для обжига кирпича надо бы организовывать непрерывное производство. А как здесь? Как у евреев: суббота — священный день? И для обязательных работ, типа ухода за скотиной или топки печей зимой, нужно нанимать прислугу из православных. А мне кого нанимать?
Суды здешние производственных конфликтов не рассматривают — в «Русской правде» эта тема не прописана. Поэтому всякий трудовой спор, возникший хоть бы и не по злобе, а просто по взаимному непониманию, быстро переходит от «рядиться» к стадии второй: «биться». С мордобоем и поджогами. Потом стадия третья: с уголовщиной — «пожальте в суд». «Пока трупа нет — говорить не о чём». Законодатели…
У Тургенева в «Убежище Монрепо» есть такой пассаж:
«Помнится, у Бажанова говорится, что двое рабочих, при двух исправных плугах, легко могут вспахать в день казённую десятину. Но ежели они не вспашут — как с этим быть? Доказывать ли, с Бажановым в руках, что священный долг каждого рабочего — вспахать не менее полудесятины? — но они ответят на это: „Итак не гуляли“. Броситься ли на тунеядца с распростёртыми дланями и скверным словом на устах? — но он, как человек, сознающий себя героем вольного труда, пожалуй, сам даст сдачи».
