Закончив говорить, Черчилль отложил сигару и с интересом посмотрел на собеседника в ожидании его контраргументов. И они незамедлительно последовали.
— Мне кажется, что не стоит ради демократизации Польши доводить дело до такой крайности как война с русскими. Эти пустоголовые ясновельможные паны не стоят того, чтобы ради них проливалась кровь британских солдат. На мой взгляд, решение польского вопроса нужно попытаться решить мирным путем, опираясь на Америку, где довольно сильное польское лобби. Да сейчас в Белом доме не Рузвельт, а Трумэн, но как бы не были бы значимы успехи Сталина в Европе, он вряд ли решиться на конфликт с Америкой.
— Не стоит сильно рассчитывать на американцев, Чарльз. Они отнюдь не добрые соседи, что при пожаре дадут вам свой садовый шланг и ничего не потребуют взамен. Спася Британию от немецкого разгрома в начале войны, мистер Рузвельт не забыл ненароком приставить к моему виску дуло револьвера и заставил подписать созданную им Атлантическую хартию. Она — смертный приговор всей нашей колониальной системе, без которой Англия не может претендовать на роль мировой державы. Играя роль джентльмена, за годы войны Рузвельт не прибегал к шантажу при решении спорных вопросов между нашими странами, но нет никакой гарантии, что Трумэн сохранит эту линию поведения. Вполне возможно у нашего «старшего брата» есть свои планы в отношении Польши, сильно разнящиеся с нашими планами, а также неизвестна цена их поддержки в этом вопросе.
— Может, следует попытаться найти с маршалом Сталиным разумный компромисс для наших интересов. В Ялте он неоднократно говорил, что компромисс весьма полезная вещь. Не думаю, что после таких огромных потерь, что понесли русские в этой войне, он не будет стремиться к мирной передышке — продолжал не соглашаться с премьером Стэмплтон, чем вызвал неожиданную вспышку гнева у собеседника.
— Да, как вы не поймете, Чарльз, что Сталин откровенный враг нам и нашим интересам! И враг очень и очень опасный! — гневно выпалил Черчилль, начиная терять самообладание. — Все то время, что он находиться у власти он только и делает, что неуклонно наступает на наши интересы подобно танку. А в последние пять лет, особенно! Во всех делах, которые я с ним веду, находясь на посту премьер-министра, он стремиться получить для своей страны хоть минимальную, но выгоду. И делает это так что, даже отказывая ему в той или иной просьбе, я наношу Британии вред. А если соглашаюсь, то наношу стране вред в два, а то и три раза больше! Мне надоело постоянно ублажать Сталина за счет наших интересов!!
Выкрикнув эту яростную тираду, Черчилль вскочил с места и, пытаясь унять предательскую дрожь в руках, вцепился в спинку своего кресла. Лицо его покраснело от гнева, глаза пылали огнем негодования, а губы скривились в злой гримасе. Черчилль попытался совладать с собой, но не смог удержаться и метнул в Стэмплтона полный недовольства выразительный взгляд.
— Простите меня Уинстон, но мне кажется, вы несколько перебрали с употреблением алкоголя — изумился Стэмплтон.
— Нет! — энергично запротестовал Черчилль. — Перед вашим визитом я позволил себе промочил горло глотком бренди, но не более того. Решительно одернув на себе пиджак, он вернулся на место и продолжил беседу.
— Вас, конечно, напугала возможность военного конфликта с русскими. Я все прекрасно понимаю, но поверьте мне, его не стоит бояться. По твердому убеждению наших военных сейчас самая благоприятная обстановка для проведения маленькой победоносной войны с последующим заключением мира на выгодных для нас условиях. Нынешнее расположение наших войск в Германии очень удобно для нанесения внезапного удара по русским армиям, которые после взятия Берлина и Праги понесли серьезные потери в живой силе и особенно в танках. Кроме этого, выполняя ялтинские договоренности, Сталин начал переброску своих войск на Дальний Восток для войны с Японией. По данным разведки она уже началась из районов Прибалтики, Восточной Пруссии, готовятся к переброске некоторые части из Германии и Чехословакии.
Черчилль уверенно загибал свои толстые пальцы в кулак, которым намеривался исподтишка ударить Сталина.
— Есть ещё один не маловажный факт. После подписания немцами капитуляции, русские солдаты и офицеры совершенно не готовы к новой войне. Они активно насилуют немок, лихо грабят бюргеров и с нетерпением ждут скорейшей отправки домой. Для них война кончилась и новая начаться никак не может, это, как говорят врачи, сложный психический синдром. Так вот, если по ним нанести внезапный удар, то он ошеломит и деморализует их ничуть не меньше, чем удар Гитлера 22 июня. Пока они будут приходить в себя и обретут боеспособность, мы уже будем за Одером, и если господь Бог будет милостив к нам, возьмем Варшаву. А это уже совсем иные условия для мирных переговоров.
— В ваших словах Уинстон, безусловно, есть определенный резон, да и в компетентности наших военных не приходиться сомневаться, но есть один очень опасный нюанс. Начав войну против Сталина, не окажемся ли мы один на один с русским медведем? Поддержал ли нас американцы. Ведь наши европейские дела для них гораздо менее важны и интересны, чем победа над Японией? Ведь этот вопрос чести для них.
— Вы абсолютно правы дорогой, Чарльз, задавая этот вопрос. Американцы хорошие ученики. Они быстро научились превыше всего блюсти свои интересы и вступать в войну в её окончании, а не в начале. Однако во всем остальном искусстве большой дипломатии они все ещё дети — снисходительно произнес Черчилль.
— Начав активные действия против русских, мы постараемся сделать это так, чтобы Трумэн не смог остаться в стороне при всей его заинтересованности в русских. Мы поставим его перед свершившимся фактом и не позволим остаться в стороне в нашей схватке со Сталиным.
— При всей моей уверенности в вашем высоком искусстве политика, я не совсем уверен, что англичане также дружно пойдут за вами воевать против Советов, как в сороковом году они пошли сражаться против Гитлера. Они видят в них союзников и подобно русским, желают мира и не простят вам пролития новой крови — выложил свой последний козырь сомнения Стэмплтон.
— А вот здесь, вы глубоко ошибаетесь дружище, впрочем, как и все англичане — торжественно изрек Черчилль. — Воевать с русскими будут немцы, а мы только будем помогать им, бороться с коммунистическим игом! Сдавшиеся к нам в плен соединения вермахта по моему тайному приказу все ещё не разоружены. Все они находятся в полевых лагерях и проходят постоянную военную подготовку. Представьте, 700 тысяч человек стоят с винтовкой у ноги и только, и жду приказа идти в бой против русских. И смею вас заверить, они будут драться за свои города и близких ничуть не хуже, а возможно и лучше, чем они дрались при Адольфе.
