Несовпадения в их расписаниях не позволяли им увидеться до последней ночи перед отъездом. Дверь ее комнаты быстро открылась в ответ на его стук. Ганнибал Форчун сохранил невозмутимое выражение на лице, пока рассматривал незнакомую женщину, стоявшую в центре комнаты. Хотя он предполагал, что она будет выглядеть по-другому, ее трансформация повергла его в шок. Первое слово, которое пришло ему на ум, было — увечье.
— Луиза? Она засмеялась и подошла к нему.
— Дрейн, дорогой, ты плохо выглядишь.
По крайней мере, ее голос не изменился. Но тело, скользнувшее в его объятия, было совершенно чужим. Они реконструировали даже ее губы; это было похоже на поцелуй с незнакомкой.
— Все действительно так плохо? — спросила она.
— Я хотел бы, чтобы у меня было время привыкнуть к этому, но ты уезжаешь завтра. Завтра приближалось с поразительной быстротой.
Они встретились снова, ненадолго, на следующий день, когда Форчун послал к черту свое перегруженное расписание, чтобы выкроить минутку для торопливого прощания с ней.
— Возвращайся скорее, — прошептал он, обни мая ее.
— Через шестнадцать дней, — пообещала она.
— Это так долго.
Он поцеловал ее в ушко. Они прижались друг к другу в красноречивом молчании, ощущая всем телом материальный поток времени, которое ускользало от них. Момент требовал запоминающихся фраз, но никто из них не мог придумать ничего подходящего.
— Береги себя, — сказал он, выпуская ее.
— Ты тоже.
Ее глаза бегали по его лицу, как будто пытаясь запечатлеть в памяти. Затем, ничего не говоря, она повернулась, ступила на эскалатор и позволила ему увезти ее вниз по длинному извилистому коридору к стартовой площадке.
Форчун смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. Он едва почувствовал, как разговорный усик его симбиотического партнера скользнул в его левое ухо.
— Пинта-другая ксанти, я думаю, не помешают, — шепнул Уэбли.
— Согласен, — мысленно ответил Форчун. — Ты то же чувствуешь про Ронел, да?
— Я привык к ее присутствию, — сказал Уэбли. — Со временем я, возможно, привыкну к ее отсутствию.
Виин знал о ситуации в Карфагене, как понял Форчун через несколько минут после начала их шахматной партии. Судя по нехарактерному колебанию его шупальца, когда он потянулся за пешкой, мутанту совсем не понравился отчет Ванго.
— Есть нетокорая ревоятность, некочно, — вслух рассуждал он, — что это котлонение нещустевенно.
— Примерно один шанс на двадцать тысяч, — возразил Форчун, глядя, как Виин подвинул вперед пешку.
— И, зовможно, это даже не бората Имрепии.
— Возможно, — согласился Форчун. — Но не по хоже. Нам бы помогло, если бы мы знали, кто взял бразды правления после смерти Малика.
— Да, — пробормотал Виин. — Втой дох.
Форчун взял пешку своим королевским слоном.
Шахматная игра могла показаться любопытным ответом на отчет из Карфагена, но ТЕРРА-контроль не могла позволить себе рассчитывать на случайные шансы. Час игры с Виином помогал Ганнибалу сосредоточиться и рассчитать свою победу. Гениальный шахматист заряжал агента энергией и идентифицировался с ним. Как будет Форчун реагировать на ту или иную ситуацию? Спросите Виина.
В галактике было всего еще двое таких, как он; каждый из них — результат ненамеренной мутации, продукт неудачного эксперимента генной инженерии. В более примитивных экологических условиях они бы не выжили, потому что их единственным талантом была способность к психологической мимикрии. Несмотря на это, Виин и двое его собратьев имели высший интеллектуальный индекс.
Функция Виина в данном случае состояла в том, чтобы подготовить специального агента к любым случайностям посредством шахматной игры и чтобы даже в этих случайностях Форчун оставался в ладах с логикой ситуации.
— Пат, — объявил мутант, протянув шупальце над шахматной доской. Как и всегда, игра окончилась вничью. Как и всегда, она заняла ровно один час. Ганнибал Форчун был готов к отправке на Землю в 203 год до нашей эры.
4
НЕЗАПЛАНИРОВАННАЯ СВАДЬБА
Двести третий год до Рождества Христова встретил Ганнибала Форчуна хорошей погодой. Сверкающая машина времени вынырнула из ниоткуда через несколько минут после того, как Ванго отправил свой рапорт начальству. Плодородный мыс, на котором древние финикийские мореходы основали Карфаген сотни лет тому назад, смутно виднелся у южного края горизонта. Прямо под машиной времени лежало ослепительно синее Средиземное море, с Сицилией на севере и сапогом Италии восточнее этого острова.
Форчун перевел машину в невидимое положение и приблизился к окруженному стеной городу.
Нежная весенняя растительность, еще не высушенная горячим дыханием североафриканских пустынь, покрывала окрестные поля и горы.
Уэбли выстроил пару глаз и подключился к наблюдению. Форчун наклонил корабль влево, пролетел над портовыми сооружениями, окружающими Карфаген стенами. Город был для своего времени очень неплохо защищен. Холм в центре Карфагена с несколькими большими зданиями был укреплен дополнительно.
— Бирса, — указал на эту гору Форчун.
— Это там они хранят свои деньги?
Агент ухмыльнулся:
— Да. Там и сокровищница, и монетный двор, но главное — храм великого бога Эшмуна.
— Неплохо выглядит, — отметил симбионт.
— Да, красивый город, — согласился Форчун.
Сейчас они находились к востоку от города, позади их вставало солнце, и его лучи отражались от черепичных крыш и бело-розовых мраморных стен самых больших зданий. От Бирсы тянулись улицы, тесно застроенные деревянными зданиями, некоторые имели до шести этажей. Их нависающие балконы местами чуть не соприкасались с противоположных сторон. У подножия центрального холма находилась большая рыночная площадь. Город насчитывал десятки тысяч жителей и был в то время больше Рима.
Рыночная площадь и близлежащие к ней кварталы насчитывали тысячи мелких лавочек. Ближе к морю находились купеческие склады, а затем — форум, огромная, окруженная колоннадой площадь, с облицованными мрамором административными зданиями, декорированными орнаментом и еще дюжиной храмов разных богов. Здесь некоторые улицы и площади были даже вымощены черным, розовым и зеленым мрамором, отполированным обутыми в сандалии ногами многих поколений карфагенян.
На юг от форума вела самая широкая улица длиной почти в четверть мили, она оканчивалась на берегу бухты, посередине которой находился небольшой укрепленный остров. На приколе стояли две сотни военных кораблей и почти столько же торговых судов.
Форчун опустил невидимый аппарат пониже, чтобы лучше рассмотреть карфагенский флот. Все корабли имели по одной мачте с косым парусом, но двигались, в основном, за счет мускульной силы гребцов. Форчуну захотелось увидеть их в действии. Ему еще не доводилось лицезреть морское сражение времен античности.
Поблизости от бухты рядами были расположены военные казармы, плацы вплоть до самой тройной стены, окружавшей с трех сторон город, занимавший почти тысячу акров. В стене, как было уже известно агенту, располагались стойла для трех сотен боевых слонов и шести тысяч лошадей. Через равные промежутки на стенах возвышались дозорные башни. Остатки этой тройной стены длиной в три мили сохранятся еще две тысячи лет после того, как Карфаген будет разрушен.
Оставаясь невидимым, Форчун направил корабль на север, чтобы получше рассмотреть храм Эшмуна, потом, облетев холм Бирса, приблизился к району, где Ванго и Аррик, резиденты ТЕРРЫ, имели свой дом. Как и у Луизы в более древнем городе Мохенджо-Даро, дом был окружен отдельной стеной и имел внутренний двор. Туда Форчун и посадил свою машину.
— Ты готов приступить, Уэб? — спросил он.
— Я — да, — ответил симбионт. — А вот ты не хочешь ли сначала переодеться?
— Как только ты слезешь с моей спины, — парировал агент.
Волосы Форчуна были сильно завиты, чтобы агента можно было легко принять за типичного жителя Средиземноморья. Пигментные таблетки придали коже оттенок бронзового загара, а другой химический препарат изменил цвет его глаз со светло-серого на орехово-коричневый. Его нос оставили в покое на том основании, что такой нос был достаточно прям, чтобы его обладатель мог претендовать на греческих предков или на римских, но имел небольшую горбинку, что позволяло принять Форчуна за финикийца или иудея.
Форчун стал переодеваться в костюм типичного богатого карфагенянина. Поверх мягкой бежевой туники из первоклассного льна он умело задрапировался в широкий пурпурный плащ. Его ткань даже купец, торгующий текстилем, мог бы принять за качественную шерсть до тех пор, пока не попробовал бы разрезать ее. Конец туники и нижний край плаща были расшиты орнаментом из серебряных и золотых нитей. На шею на бронзовой цепи он повесил серебряный амулет размером в кулак с рельефным изображением Баала. Легкие сандалии в греческом стиле и золотые и серебряные кольца на пальцах левой и правой руки завершали наряд.
