Марианна Алферова - Соперник Цезаря

Ознакомительная версия.

— Ну вот! Ты тоже попрекаешь меня Цицероном! Как будто он растлил мою невинность. О, нет! Я хочу обсудить эти вопросы с твоим другом Гаем Юлием Цезарем. Все знают, что легионы набирают для борьбы с Катилиной. Сам же Луций Сергий считает, что войск ему для мятежа вообще не нужно. Стоит лишь поднести факел к костру — и все вокруг запылает. Надо только начать, остальное получится само собой.

Цезарь сделал вид, что не заметил вызывающего тона.

— У Катилины достаточно сторонников. Если Катилина поведет дело умно, сможет быстро набрать сотню тысяч.

— В том-то и дело! — радостно воскликнул Клодий. — Катилина ведет дело не умно, а глупо. Он мог бы призвать к оружию рабов, но после той резни, что устроили беглые рабы Спартака, не посмеет. Этот заговор — дохлое дело. Дохлее, чем моя лошадь, которая пала в прошлом году. Продавец утверждал, что она проживет двадцать лет, а кобыла взяла и околела через месяц.

— Разве ты сам не хочешь рискнуть и сделать один прыжок, чтобы получить все? — Взгляд Цезаря сделался холоден, хотя губы продолжали улыбаться.

— На дохлой лошади — нет, не хочу. Слушай, Гай, плюнь на Катилину. Я предлагаю тебе новый метод получения выборной должности! — В тоне Клодия вдруг послышалось превосходство. Будто он был старше и опытней Цезаря и поучал младшего товарища, как себя вести, хотя Цезарь был на десять лет его старше. — Все очень просто. Не стоит раздавать миллионы и подкупать тысячи людей во время выборов, как поступают нынче. Это ни к чему. Надо заручиться поддержкой нескольких сотен и нанять еще сотню гладиаторов, чтобы прогнать с Марсова поля во время голосования всех неугодных. Бравые ребята пропустят на выборы только нужных людей.

— Только пьяный мог придумать такое.

— Ошибаешься. Я придумал это трезвый. А пьяный разболтал. Спроси — почему? Да потому что у тебя красивые глаза, Гай! — Клодий расхохотался.

В этот миг дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Зосима.

— Что тебе нужно? — обернулся Клодий и скривил губы, будто глотнул уксуса.

— В Риме неспокойно, доминус, хотя по всему Городу расставлена ночная стража. Какие-то люди вертелись возле нашего дома, Полибий с привратником их прогнали. Я взял с собой на всякий случай факел и меч.

— Выйди!

Вольноотпущенник исчез, дверь закрылась.

— Опекает меня, будто нянька! — воскликнул Клодий.

— Я видел этого человека прежде. Он работал у меня, когда я был смотрителем Аппиевой дороги, — сказал Цезарь.

— Мой вольноотпущенник Зосим. Я позволил ему заниматься, чем он хочет, и не брал с него клятвы при освобождении. Он был уверен, что добьется многого, но не преуспел. Промаялся год и вернулся ко мне — служить.

— Он никогда не отказывался от работы и все делал тщательно, — казалось, Цезарю понравилось обсуждать Зосима. — Я спросил его: ради чего он старается. Ради денег? Он ответил: «Ради Рима», чем меня несказанно удивил. Вольноотпущенник чинил дорогу во славу Рима. Я заметил, что яростнее всего за права Рима дерут горло вольноотпущенники. Они обожают Республику со страстью неофитов. Сенаторы погрязли в роскоши, всадников[29] интересуют только сестерции. Пролетарии думают о дешевом хлебе. Но я уверен, что вольноотпущенник Зосим думает о Риме с куда большим пиететом, нежели мы с тобой, Клодий. Мы, патриции.

— Беседа с тобой, Гай Юлий, доставляет наслаждение, — улыбнулся молодой человек. — Но, по-моему, ты слишком задержался. Мне нужно побеседовать с дорогой сестрицей. И этот разговор не для посторонних ушей.

Матрона хотела подняться, но братец положил ей руки на плечи, и она осталась сидеть.

— Рядом с нашей милой хозяйкой я и не заметил, как утекло время, — отвечал Цезарь, не торопясь, однако, выполнять просьбу молодого нахала. — Но думаю, она сама должна решить, пора мне уходить или нет.

— Мой брат прав, час, в самом деле, поздний. — Клодия одарила Гая Юлия обворожительной улыбкой. — Но мы еще увидимся. Весь следующий год я обречена скучать, пока мой муж будет наместником в Цизальпинской Галлии вместо Цицерона. Я велю своим рабам проводить тебя до дома.

Они вышли вдвоем из атрия, а Клодий остался. Не долго думая, растянулся на ложе Цезаря, налил себе вино в оставленный будущим претором бокал и осушил залпом. Темные влажные волосы свесились на лоб, глаза затуманились.

— Цицерон не зря боится Цезаря. Каков ловкач — стоило Метеллу уехать, как он тут же забрался в его норку.

Клодия вернулась. Наверное, так выглядела Юнона, когда устраивала Юпитеру выволочку за очередную измену.

— Что на тебя нашло, братец! Что за подлые выверты! Ты фактически выгнал Цезаря из моего дома!

Клодий вскочил, привлек сестрицу к себе, впился губами в ее губы.

— Дорогая моя, — прошептал он между поцелуями. — Зачем тебе этот лысый развратник? Я буду развлекать тебя в будущем году. Если женщина прекрасна, и она мне нравится, и я нравлюсь ей, — он выдел голосом это «я нравлюсь ей», — то никакие преграды и условности меня не остановят, сестричка.

Она ответила на поцелуй, потом отстранилась. Глаза ее блестели. Блеск этих глаз многим в Риме не давал покоя. Поговаривали, что даже консул Цицерон к Волоокой неравнодушен.

— Публий, ты заметил, что Цезарь не отрицал, что он замешан в делах Катилины? — спросила она насмешливо.

— Дорогая сестрица, конечно, заметил. Я не так уж и пьян.

И он вновь попытался обнять ее.

— Погоди! — Она отстранилась. Ее голос странно зазвенел, и это не понравилось Клодию. — Помнишь, как накануне свадьбы я пришла к тебе и попросила…

— Я помню, — прервал ее брат. — Но я не мог — Аппий и Гай меня бы убили утром. А Целер бы им помог.

— А, не мог! — Она рассмеялась. — Испугался. Бедненький мальчик! Я тоже боялась. Так боялась, что расплакалась навзрыд в спальне. Метелл понял мой страх. — Таким голосом могла бы заговорить змея, если бы сумела. — Он оказался чутким человеком…

— Клодия!

— Да, этот чуткий человек трахнул меня в задницу.

Клодий отвернулся, прикрыл рукою лицо, а когда убрал ладонь, матрона увидела, что брат хохочет.

— Что тут смешного? Что! — взъярилась Клодия.

— Разве не смешно? Милый анекдот. Цезарю рассказала?

— Мерзавец!

Он обнял ее и поцеловал страстным, долгим поцелуем. Она укусила его за нижнюю губу. Брат ответил ей тем же.

Клодий покинул дом своей сестры перед рассветом. Зосим замерз, дожидаясь в вестибуле, — домой он, как приказывал патрон, не ушел — должен же кто-то был сопровождать Клодия утром.

— Что у тебя с губой? — спросил вольноотпущенник.

— Идиотский вопрос. Не Цезарь же меня укусил!

Клодию удалось вздремнуть лишь пару часов перед рассветом. Только-только начал ему сниться любимый сон — как бьется он с парфянами во главе небольшого отряда ветеранов, подползает под увешанную доспехами лошадь, чтобы выпустить несчастной скотине кишки, — как Зосим разбудил его.

Однако Клодий не торопился вставать. Лежал в темной спаленке, вспоминая вчерашнюю встречу с Катилиной. Странное чувство вызывал этот человек — страх, восхищение и одновременно презрение. Среди честолюбивых римских аристократов Катилина был самым честолюбивым, среди погрязших в долгах мотов — самым несостоятельным должником. Вчера Катилина предлагал убить брата Аппия. Зачем? Из-за того, что Аппий Клавдий — влиятельный член сената?

Возможно. Цицерон утверждает, что Катилина хочет перебить сенат и сделаться диктатором. У Цицерона почти собачье чутье на диктаторов — в этом ему не откажешь. Но смертный час Республики еще не настал, она еще шевелит вразнобой своими могучими руками и ногами, хотя голова страдает от ярко выраженного старческого слабоумия. И немудрено. Четыреста пятьдесят лет — солидный возраст! Да только Катилина не блещет умом. Перебить весь сенат! Заговорщики даже не находят нужным скрывать свои планы.

Ознакомительная версия.