— Да, — Лия глянула на карусель. Дети крутились, смеялись.
— У меня к фам просьба. Фот фам листок с номером телефона, фы позвоните по нему послезафтра и получите инструкции…
— Кто вы такой? Что вам надо? Да вы знаете, с кем разговариваете?
— Не кричите, госпожа Тишкоффа. Конечно, мы знаем. А фы знаете, что сейчас на том доме — или на том, или фон на том — сидит снайпер, и если я подниму руку, то он выстрелит ф фашего сына?
— Да что вы…
— Госпожа Тишкоффа, не кричите. Вы послезафтра позвоните с телефона-афтомата — например, с того, — мужчина указал на телефонную будку, приставленную к стене у магазина. Туда стояла очередь из трёх человек. — И фам всё объяснят. Мое дело — предупредить фас, что, как писал фаш Пулгакофф, «фсе люди смертны, а некоторые — фнесапно смертны». Не фздумайте гофорить министеру Тишкоффу. А теперь мне пора, разрешите откланяться.
Мужчина развернулся и быстрым шагом пошёл прочь, дошёл до будки и, остановившись, указал рукой на крышу соседнего дома.
Сволочь! Что же теперь делать? Говорить Петру, или нет?
Глава 4
Событие девятое
Приезжает генерал на проверку, ходит с дневальным по казарме, ну ни до чего докопаться не может! И вдруг видит — окурок валяется:
— Чей бычок?!
Дневальный резво убегает и через 2 минуты прибегает:
— Товарищ генерал, сержант сказал, что ничей — можете докуривать!
Обнялись. Первый из власть предержащих, кто появлению Петра обрадовался. Даже достал потом платок и глаза промокнул.
— Досталось тебе? — маршал нажал на кнопку, и в его огромный красно-коричневый кабинет вошёл зелёный майор.
— Тимофей, нам коньячка молдавского с лимончиком и шоколадиком! И чтобы даже в приёмной — ни живой души. Дядьки секретничать будут.
Пётр хотел было отказаться — дел была куча, а если сейчас начать пить, то все остальные уже побоку. А потом махнул рукой: вот этот разговор, если всё получится, важнее десятка других.
Гречко прошёлся до кресла, что стояло в углу, возле входа в отдельный кабинет с туалетом и кушеткой, и притопнул ботинками.
— Пётр, ты не против — ботинки сниму? Новые надел — а они жмут, гады. Тапки надену.
— Да хоть валенки.
— Валенки! Сапоги! Хошь, историю расскажу? Про сапоги. На фронте было дело. Как-то в армию, которой я командовал, приехала с концертом группа артистов. После обеда увязался я за одной из смуглявых девиц. Певица, русские и украинские песни пела. Она с мужем была, он на чём-то играл — уже не помню. И всё за обедом мне глазки строила. Взял я её под руку и повёл к озеру, а на берегу там штаб армии в каком-то панском имении располагался. Идём мы, значит, к берегу, а она ко мне прижимается, повисла на руке. Дошли, она туфельки сбросила и пошла босиком, ноги ополоснуть — новые, говорит, натёрли. Ну, я на травку сел и смотрю: зашла в воду и подол задирает. Эх, думаю, это судьба! И стал сапоги стаскивать. Один-то легко снял, а второй туго идёт — минуту целую мучился. И тут из кустов выбегает муж певички этой, а с ним — мой зам и член Военного Совета.
— Что тут происходит?! — кричит муж.
— Да вот — сапоги снимаю, а то ведь она сейчас нырять додумается, — говорю. Обломал музыкант всё, что наклёвывалось.
Тапки были не тапками, а как раз ну очень сильно обрезанными валенками.
Выпили за победу нашей сборной. Пётр рассказал про финальный матч по водному полу с югославами.
— Так вот и срывали с наших трусы? А судья? И переодевались, вылезая голыми из воды? Ну, братушки! Гнилые ребята эти сербы и прочие хорваты. И Тито их — гнилой. Всё чего-то выкруживает. Но порядок, говорят, в стране жёсткий навёл, а то сразу после войны там на национальной почве полно конфликтов было.
Пётр зажевал вторую рюмку приличным куском шоколада и решил, что пора переходить к делу, пока не развезло.
— Андрей Антонович, а какие воинские части стоят в Казахстане?
— Нда. Ну, Казахстан лучше Танзании. Я против был. Опять сельское хозяйство без хозяина. Снова на балконах начнут кукурузу сеять и три годовых плана по мясу за месяц сдавать.
— Я нормального человека за себя оставил. Ты его поддерживай без меня. Мерц Фердинанд Яковлевич.
— Немец?
— Советский человек. Хваткий руководитель. Вон, с комбайнами и тракторами порядок навёл.
— Ну, тебе видней. Я так понимаю, что с тебя бы и в Танзании всё одно продолжали бы за сельское хозяйство спрашивать, — маршал налил ещё по одной.
— Так что с войсками? Китай ведь рядом.
— Китай. Там Туркестанский военный округ. Вот в этом году наградили его, стал он теперь Краснознамённым. В Ташкенте штаб.
— А в Алма-Ате?
— Сейчас секрет скажу, — Гречко выпил коньяк, занюхал рукавом и стал, морщась, жевать лимон.
Пётр повторил. И рукав тоже. Хотя коньяк был и неплох — разве чуть жестковат.
— Наиболее сильная группировка войск сейчас дислоцируется в Туркмении. 1-й армейский корпус, штаб у них в Ашхабаде — это одна танковая и одна мотострелковая дивизии. Кроме того, в Кушке стоит 5-я гвардейская мотострелковая дивизия. Так вот. Мы тут у себя в министерстве решили, что нужно и вправду войска поближе к китайской границе пододвинуть. Сейчас мои умники проект приказа готовят, о воссоздании Среднеазиатского военного округа. Вот штаб планируют как раз в Алма-Ате. Округ будет захватывать часть территории Казахской, Киргизской и Таджикской ССР.
Кое-что передислоцируем из КТуркВО в САВО. Перебросим 78-ю танковую и 80-й гвардейскую учебную мотострелковую дивизии — эти обе под Алма-Ату.
Ну, и некоторые соединения переведём в САВО из западных военных округов: 68-ю и 155-ю мотострелковые дивизии. Эти части планируем в Восточно-Казахстанскую область, поближе к границе с Китаем. Ответил на твой вопрос? Как Первый Секретарь, ты тоже приличный кусок этой работы получишь. Четыре дивизии ведь в чистое поле не выгонишь — городки строить надо. А вода? Снабжение? Полно вопросов.
— Андрей Антонович, а мог бы ты в Алма-Ате сформировать отдельную роту снайперов? Причём очень срочно.
— Ну ни хрена себе! Кого отстреливать собрался? — Маршал разлил остатки бутылки.
Пётр рюмку взял, подержал в ладонях, согревая, понюхал. Клоповник — он и в Молдавии клоповник.
— Генерал де Голль мне тут немного информации подкинул, — и Пётр рассказал Гречко примерно то же, что и Шелепину. Готовятся провокации на острове Даманском, у озера Жаланашколь в районе Джунгарских ворот и в районе посёлка Дулаты.
— Там на границе каждый день десятки провокаций, как взбесились братья по соцлагерю. Думаешь, эти будут отличаться? И снайпера тут при чём?
— Думаю. Тысячами пойдут, и с оружием. А снайпера погранцов прикроют. Там ведь горы, у этих Джунгарских ворот. Роту снайперов замаскировать — и они дивизию сдержат, — Пётр почти трезвым взглядом уставился на Гречко.
— А почему под Алма-Атой, а не сразу у этого озера?
— Думаю, там полно шпионов. Пастухов из себя изображают.
— Позвоню завтра, сообщу, чего мои умники присоветуют. А так — считай, я согласен. В горах снайпер хороший точно взвода стоит. Ну, все — доедай шоколад, и на выход. Сейчас штабисты придут, а мне ещё умыться, да зубы почистить. А то носы начнут морщить. Вояки.
Интермеццо 3
— Горящие холодным огнём глаза, сильные и нежные руки, страстное дыхание…
— Белла Моисеевна, а ещё какие-нибудь приметы были у преступника?
Вика Цыганова сидела в самой дальней комнате и подбирала аккорды к песне группы Smokie — What Can I Do. Странная судьба у песни. Показательно, что её, безумно любимую в СССР, британский слушатель вниманием не удостоил. Её даже не выпускали синглом, не включали в сборники типа «Greatest Hits». Интересно и то, что авторство сей композиции принадлежало не «Чинничапу», а гитаристу группы — Алану Силсону. Что привлекло именно к этой композиции людей в СССР?
Все мечты о прекрасном
Уплывают навек…
И подобны они
Облакам в небесах…
