так себе, толкнул я капитана, а он дурилка картонная упал, да так неудачно, что нос себе сломал. Вроде бы пустяки, дело-то житейское, не чай ведь пить пришёл товарищ милиционер. Да вот незадача, капитан оказался не столько опером, сколько кабинетным работником и непростым. Папа его, стало быть, прокурор одного из районов города Москвы. А дебил этот великовозрастный очень любит свою внешность, короче страдает нарциссизмом и сломанный нос он никак мне простить не мог. Вот его папаша и подсуетился, чтобы сжить меня со света.
Давид, мужчина крепкий, в свои сорок лет любого порвёт. Видно, что в молодости увлекался борьбой, только это вряд ли ему поможет. В таких камерах обычно контингент подбирают специфический, людей физически крепких, владеющих разными приёмчиками и поднаторевших в насилии. Живым вор не дастся и опустить себя не даст, по его хмурому, сосредоточенному виду видно, что джигит готовится к последней решительной битве. Короче, Мортал Комбат в натуре у нас тут предстоит. Со стороны может показаться, что я до смерти напуган и готов душу заложить дьяволу чтобы избежать мести прокурорского щенка. Но на самом деле это не так. Мой организм несколько отличается от стандартного и имеет некоторые возможности, недоступные другим людям. Каждый новый уровень генетической спирали наделяет человека новыми возможностями. Вот и я при рождении получил некоторые способности, главные, из которых это мастерство ближнего боя как с оружием, так и без него, и способность быстро и без промаха стрелять из короткоствольного оружия, из любых положений, в том числе и в движении. Рукопашный бой — это наследие по линии отца, а мастерство стрельбы от матушки. Ну оружия сейчас у меня нет, но навыки ближнего боя никто не отменял. Если учесть многолетний, с пяти лет, опыт обучения сначала в монастыре у китайских монахов, а потом в китайском спецназе дальней разведки, то голыми руками меня не возьмёшь. Так что сомнений в том, что смогу справиться с обитателями камеры, я не испытываю. Вопрос в другом, что будет дальше. За убийство целой кучи заключённых меня точно упекут на пожизненное заключение. Не то чтобы я так уж этого боялся, так как не создали ещё такую тюрьму, из которой я не смог бы сбежать. Но вот только на хрена мне всё это надо. Было бы здорово если бы Давид их всех отправил к праотцам, за ним стоит воровское сообщество и после того косяка, который упороло тюремное начальство, если законник сумеет выжить, придётся товарищам начальникам договариваться с ворами, чтобы избежать бунтов в местах заключения по всей России. Вот только как бы это осуществить. Конечно, если бы у Давида был нож, то тут обитателям камеры никто не позавидовал бы, о мастерстве вора в ножевом бою ходят легенды. Талант у человека, говорят, даже инструктора спецназа удивляются умениям этого самородка. Дверь в камеру, наконец, открывается, и охранники заталкивают нас в камеру, представление начинается.
Сразу подаюсь вправо от двери и прижимаюсь к стене, изображая испуг, растерянность и покорность судьбе. Но на меня поначалу никто не обращает особого внимания, все взгляды сосредоточены на втором госте. И надо сказать, что взгляды эти не сулят ничего хорошего. Давид останавливается сразу за порогом, почти вплотную, к закрывшейся с лязгом двери. Меня он в расчёт явно не принимает и помощи с моей стороны не ждёт. Не принимают меня всерьёз и обитатели камеры, что мне весьма на руку. Незаметно охватываю быстрым взглядом камеру. Шестеро крепких мужчин, трое кавказской национальности, один, скорее всего, татарин и двое, похоже, что славян. Хозяева камеры неторопливо выстраиваются перед нами полукругом, как волки, окружившие загнанную добычу. Впереди всех в центре возвышается дагестанец Тагир, по прозвищу Гора. Бывший многократный чемпион по вольной борьбе, габариты этого питекантропа впечатляют, под два метра ростом и вес около 140,0 килограмм. Конечно, фигура его немного оплыла и заросла жиром, но под ним скрываются по-прежнему мощные мышцы. Медлительность его обманчива, несмотря на огромную массу такие борцы могут взрываться в стремительном движении, правда, на короткое время, но много ему и не нужно. Остальные сидельцы габаритами поменьше, но тоже не подарок. Тагир лыбится и пытается завести разговор с Давидом, желая растянуть удовольствие и ещё больше унизить старого врага. Один из постояльцев камеры с крупными хрящеватыми ушами и сплюснутым носом рассматривает меня с мерзкой улыбкой, мысленно уже примеряясь к моей заднице.
— Ты смотри, какого симпатичного паренька занесло к нам в гости, проходи будь как дома, — лыбиться он, — Сейчас только с дружком твоим разберёмся и приласкаем тебя. А пока угощайся, — широким жестом показывает он на стол за своей спиной. Громиле пока не до меня, он весь в предвкушении расправы с коронованным вором, почти легендой уголовного мира.
Не заставляя себя ждать, я проскальзываю за спины комитета по встрече новых постояльцев и окончательно охреневаю. Конечно, камера похожа скорее на номер гостиницы, чем на пристанище зеков, телевизор, электрический чайник, на двухъярусных шконках настоящие шерстяные одеяла. Но не это вызывает моё изумление. Посреди просторной камеры стоит настоящий крепкий стол и вокруг него, внимание, массивные деревянные табуреты, причём не прикрученные намертво к полу. На столе настоящее продуктовое изобилие, чего там только нет: шмат сала, конфеты, сахар, рассыпной чай в полиэтиленовом пакете, печенье и даже батон сырокопчёной колбасы, причём целый батон, не порезанный. Но не будешь же грызть его, да ещё по очереди. Вот рядом с батоном и лежит то, что заставили меня так удивиться, хотя я думал, что удивить меня сложно. Но, видимо, тюремное начальство совсем потеряло берега и плевало не только на законы, но и на простой здравый смысл. Потому что рядом с колбасой лежит Нож, не какая-то там примитивная заточка, а настоящая финка, хотя и явно зековской работы. Совсем охренели начальнички, чего они сидельцам тогда автоматы не дали для полноты картины полного беспредела. Настроение у меня сразу резко улучшается, вот и решение моих проблем, поздравляю господа сидельцы, к вам пришёл большой и пушистый писец. Ну, понеслось! С богом!
Делаю текучий плавный шаг, ставя правую ногу на один табурет и подхватывая левой рукой другой, тяжёлый и крепкий, как раз то, что доктор прописал. Вторым движением оказываюсь на столе, за спинами окружившей Давида кодлы, попутно подхватывая со стола нож и показывая его Давиду. Тот молодец, зрачки у него удивлённо расширяются, но ни выражением лица, ни движением тела он не даёт нападающим заметить, что за их спиной что-то происходит. Плавно кидаю
