сюда шли. А как в лазарет зашел, все пришло в норму.
— Как по волшебству, да? — цыкнула она, убирая свои нехитрые инструменты. — Вроде все хорошо, но если хочешь, могу положить тебя под наблюдение!
Мне это показалось странным, но я снова никак не отреагировал.
— Вам виднее, но если нужно… — снова невольно скользнул взглядом по короткому халатику.
— Угу… — она закусила губу, словно что-то обдумывая. — Тогда дуй в подразделение за рыльно-мыльными принадлежностями. Командиру твоему сама доведу, только дежурного по роте оповести. Постельное белье получишь у Тарасова.
— Это кто такой?
— Жаров, заканчивай чудить! Ты бы еще спросил, кто сейчас генеральный секретарь!
— И кто? — я мигом навострил уши.
— Андропов, кто же еще⁈ — фыркнула Мария Андреевна, посмотрев на меня с подозрением. — Юрий Владимирович!
— А-а… — рассеянно протянул я. — Ну да, конечно.
Было очевидно, что она не шутит. Говорит непринужденно, спокойно. Зачем такое симулировать?
На меня накатила усиливающаяся тревога. Вашу мать, как это так? Я что, действительно погиб, разбившись о металлоконструкции? Предположительно, тело умерло, а мое подсознание, каким-то неведомым образом закинуло в прошлое! В восемьдесят третий год?
Да не может такого быть?
Или может?
Несколько секунд я просто переваривал пришедшую в голову дерзкую мысль, втайне надеясь, что ошибся. Какой-то частью мозга я надеялся, что сейчас откроется какая-нибудь тайная дверь и оттуда покажется довольная рожа Сереги и операторов с камерами. Мне весело объявят, что меня снимает скрытая камера и… Но время шло, а ничего подобного не происходило. Более того, на столе медички я увидел старые советские рубли, какого-то лохматого года.
Черт возьми! Если это галлюцинация, то почему она такая реалистичная? И запахи ощущаются и звуки. Столько мелких деталей. И еще эти странности с телом… Стоп! У меня на левом бедре был большой шрам, полученный еще в детстве! Прямо сейчас, без промедлений, решил убедиться в его наличии.
Вскочив с кушетки, я принялся торопливо расстегивать штаны, но запутался в ремне со звездой до начищенной до блеска бляхе. Такие ремни я видел много раз, но самому надевать как-то не довелось. В мое время их давно более легкими портупеями заменили.
— Э-эй, ты чего обалдел? — возмутилась медичка, отшатнувшись от меня в сторону. Наверное, со стороны все это действительно выглядело странно и наводило на мысли пошлого характера. Она еще что-то там говорила, но я словно не слышал ее слов.
Не буду описывать весь процесс стягивания с себя влажных штанов, но когда я закончил и остался в одних трусах, то убедился, что на левом бедре у меня никакого шрама нет и в помине. Зато отчетливо услышал гневный голос Марии Андреевны:
— Жаров! Марш в казарму и чтобы духу твоего здесь до самого дембеля не было! Хватит с меня твоих шуточек… Прошлого раза хватило! Юморист, хренов!
— Да в чем дело-то?… — начал я и осекся. В глазах Марии Андреевны читалась злость.
— Вон! Пока я ротного не вызвала! — повысила голос медичка.
Я разочарованно кивнул. Кое-как натянув китель, я направился к выходу, на ходу застегивая ремень на штанах.
Едва выбрался наружу, как стоящие на улице рядовые Коржов и Павлов, прыснули со смеху. Само собой, мой растрепанный вид, расстегнутый ремень наводили на определенные мысли.
— Ну, Артем! Ну, молодец, быстро, ты, однако, управился!
Все никак не мог привыкнуть к этому имени. Постепенно становилось легче, но я все равно реагировал не сразу. Нужно иметь в виду, что пока это прокатывает, но долго так продолжаться не может…
— Как она? — весело подхватил другой. — Было?
— Тьфу, блин! — отмахнулся я. — Да ну вас, не было у нас ничего!
— А-ага, ну да. Конечно! И раньше ты сюда не за тем заходил, да?
С одной стороны было как-то неловко, с другой же вполне себе нормальная ситуация. Это даже по-своему круто и заслуживает уважения у сослуживцев — мол, молодец, пошел за первой помощью, а в итоге медсестру захомутал. Смысл доказывать обратное? Раз уж случилось, то пусть так и остается. Все-таки, в этом ничего плохого не было — ну, подумаешь… Ладно бы страшная была, так она очень даже ничего. Кстати, выходит, у моего реципиента с этой медичкой что-то было и раньше…
Если я солдат, точнее, младший сержант срочной службы, то мне сейчас где-то девятнадцать-двадцать лет. В том времени мне было двадцать три — разница, в общем-то, небольшая.
Подождал, пока мои сослуживцы повеселились вдоволь.
— Ну, здоровье вроде поправилось… Что дальше? Есть какие-нибудь предложения?
— Через сорок минут обед! — Павлов посмотрел на часы. — А до тех пор, предлагаю где-нибудь потеряться. В курилке, например.
Я усмехнулся — кажется, с годами ничего не меняется. Что студенты, что солдаты — суть та же — бесплатная рабочая сила, которая не хочет, чтобы ее эксплуатировали.
Только собирались выйти, но тут сзади проревел недовольный голос:
— Жаров! Твою мать!
Я резко обернулся и увидел какого-то прапорщика. Тот стоял чуть в стороне, в нескольких метрах от угла здания лазарета и буравил меня раздраженным взглядом.
— Блин… — с досадой протянул Коржов. — Вот непруха… Прапорщик Буров!
— Солдат, услышав свою фамилию должен отозваться на нее! — прапор отбросил в сторону бычок, неторопливо направился к нам. — Попробуем еще раз… Младший сержант Жаров!
— Я!
— Ко мне! Бегом, марш!
Повисла пауза.
Прапорщик был каким-то потрепанным, возрастом под сорок. Сам невысокого роста, но очень коренастый. Выглядел неважно, словно весь вчерашний вечер прикладывался к бутылке. Взгляд тяжелый, неприятный. Морда красная, выступающий вперед подбородок, приплюснутый нос. Форма изрядно мятая, а про туфли я вообще молчу.
По уставу само собой я должен был подчиниться. Но с другой стороны бежать как собачка вот к этому…?
Выждав пару секунд, я все-таки лениво двинулся навстречу. Но когда я подошел, тот вдруг резко ухватил меня за ворот кителя и притянул к себе.
— Слушай ты, дембелюга! — дохнув на меня перегаром, процедил Буров. — Ты что, не русский? Еще раз на входе в лазарет увижу, яйца откручу! Понял?
Само собой такой тон мне не понравился. Ответил я ему жестко, хоть и не сразу.
— Оп-па… Неуставные взаимоотношения?
«Кусок» дышал с хрипотцой. От него исходил сивушный запах. Видно было, что он еще пьян.
— Ты
