свалюсь без чувств. Препараты, почему-то, и не думали работать, словно, вытекали вместе с кровью. Подумалось, что зря стал колоть в левую руку — там же рана немного ниже, вдруг, всё выходило через неё?
Кляня себя последними словами, я потянулся за очередным шприцем, собираясь уколоть в правое бедро, и тут вспомнил про мутаген. Уверен, зелёная жидкость зарастит любую рану. Боюсь ли я превратиться в сумасшедшего великана-мутанта? Ещё как, но здесь, в чужом мире последствия должны быть минимальны, в крайнем случае, пострадают немцы, но мне было плевать на них. После того, как они меня искалечили, всё мое миролюбие и желание отсидеться в стороне, как ветром сдуло.
— И на удачу, — прошептал я, вгоняя в бедро единственный шприц с препаратом для повышения Удачи. Следом приложил к губам горлышко склянки с зелёной жидкостью.
На вкус жидкость оказалась горькой и очень острой, жгучей, словно раствор чилийского перца хватанул. Ещё успел подумать, что от такого вкуса и голову потому сносит, а затем начал меняться.
Несколько секунд всё тело ломило, как если бы я проснулся на второй день после жестокой тренировки в спортзале. В эти мгновения я не думал ни о чём, просто злился и желал поскорее избавиться от этих ощущений поскорей.
Пришёл в себя с сильным раздражением на… да на всё! На низкие деревья, гибкие ветви, в которых запутался, на мягкую лесную почву, увязнув в ней по щиколотку. Даже то, что оказался полностью голым и сейчас мотаю своим, хм, детородным органом, изрядно увеличившимся в размере, бесило.
А потом со стороны дороги прилетела очередь, доставшая меня.
Боли не было, просто ощутил дискомфорт от неприятной щекотки, мурашек, «гусиной кожи», в общем, что-то из всего этого. Зато ярость скакнула на порядок, у меня даже в глазах всё покраснело.
— Убью! — заревел бешеным быком я и рванулся к дороге, не обращая внимания на кустарник и стволы орешника, которые толщиной соперничали с моим бицепсом до принятия зелья.
Сухими спичками лопнули тонкие стволы, осыпалась листва, и вот я на дороге среди грузовиков, бронетранспортёров и пехотинцев, смотрящих на меня со смесью ужаса и… ещё большего ужаса.
Все они казались крошечными, игрушечными с высоты моего нового роста.
Ближайшей оказалась небольшая бронемашина на четырёх высоких колесах и с крутящейся открытой башенкой со стандартным немецким пулемётом (МГ, это я помню точно, но вот цифры хоть убейте — не вспомню). Этот гад не нашёл ничего лучшего, как в упор расстрелять всю ленту. В упор по мне, прямо в живот.
Вот тут меня накрыло душащей злобой окончательно.
Гада я приложил сверху кулаком, вмяв его глубоко в салон машины, попутно согнув пулемёт и смяв края башенки. Следующим под раздачу попал небольшой танк с тонкой пушкой и кончиком пулемёта, торчащим из орудийной маски. Немецкую технику я сплющил голыми кулаками, потом оторвал башню. Раскрутил и швырнул в грузовик метрах в тридцати от себя к хвосту колонны. Тонна или две металла влетела в кабину, разорвала её в клочья, размазала водителя и солдата рядом с ним в кровавый фарш, пронеслась сквозь кузов и вылетела из заднего борта с кусками тел неудачников.
Сразу слева и справа по мне открыли стрельбу два транспортёра на полугусеничном шасси и восьмиколёсный броневик с ограждением вдоль борта (или это проволочная антенна такая, что-то слышал о таком). Пулемёты транспортёров ничего кроме щекотки не вызвали. Но вот броневик был вооружён малокалиберной пушкой, снаряды которой болезненно щипали мне тело.
— Фашисты грёбаные! — прорычал я и подхватил парочку пехотинцев под ногами, бросил сразу с двух рук в бронетранспортёры, в пулемётчиков. Попал на удивление точно — оба (стрелок и «снаряд») от столкновения отдали своему богу душу.
С броневиком, до которого было метров пятьдесят, я поступил по-другому: разбежался, столкнув с пути два грузовика, и в десяти метрах от бронемашины прыжком взвился в воздух, чтобы через пару секунд всем своим весом упасть на врага.
Пирамидальную башню смяло в тонкий блин, лопнули два или три колеса, заскрежетал металл корпуса. Я добавил несколько раз кулаком по бронестворкам, по люкам, потом поколотил моторный отсек и спрыгнул, когда из того показались струйки чёрного дыма. Никто из машины не показался — умерли от моих прыжков или задохнулись, не имея возможности выбраться из-за заклинивших люков.
Всё то время, пока срывал злость на броневике, по мне пытались стрелять из винтовок и пулемётов пехотинцы из грузовиков и бронетранспортёров. Одного пулемётчика я размазал по дереву, у которого он встал и стрелял от бедра длинными очередями из своего МГ, швырнув мотоцикл с коляской.
Внезапно над головой прошелестел снаряд, заставив машинально присесть. Оглянувшись, я увидел танк с толстой длинной пушкой, снабжённой массивным набалдашником.
«Тройка» или «четвёрка». К моему сожалению, опознать точно не смог, несмотря на почти полгода игры в «танчики» я путался в контурах. Впрочем, сложно определять силуэты нарисованных (пусть и с высокой детализацией) и реальных боевых машин.
Заревев ещё громче, чем до этого, я помчался к танку, отпинывая в сторону или наступая на технику и людей. В моей душе ничего не ворохнулось, когда моя ступня давила в кашу какого-то пехотинца, или превращая в блин другому солдату ноги.
Добежал до танка и нарвался на выстрел в упор. Семь с лишним сантиметров стальной болванки ударили в грудь и отбросили на несколько метров назад, спиной на искореженный до этого мною грузовик.
Вот в этот момент я впервые ощутил сильную боль за весь скоротечный бой. Когда я поднялся на ноги с перекошенным от лютого бешенства лицом, то едва соображал, хотелось убить всех вокруг! Разорвать танк на части! Давить солдат в кулаках, словно тюбики с зубной пастой. Я бы легко и с удовольствием прикончил и союзников, окажись они рядом.
Первым делом я оторвал башню, сначала искорёжив в этой попытке пушечный ствол. А потом просто зажал гранёную макушку стального колосса в ладонях и вырвал с погона. Отбросил башню в сторону и с наслаждением раздавил танкистов, потом перевернул танк днищем вверх, сорвал гусеницы, оторвал катки и ими забросал ближайшие машины — грузовики и броневики. Те бронетранспортеры, пулемётчиков которых я заставил «обняться» с пехотинцами, тяжеленными катками, пущенными с огромной скоростью, превратило в мятые груды металла. Мне это так понравилось, что я перевернул второй танк и повторил бомбардировку танковыми катками той техники, до которой не успел добраться, потом схватил гусеницу от боевой машины и, словно, многометровым стальным ремнём, пошёл хлестать всех подряд.
