Ознакомительная версия.
Пока новоградцы и гости города переживали страшную ночь, волхв Простомир мирно почивал в той избушке, где время течёт вспять. Он слишком много времени провёл в обычном мире, пора бы и омолодиться немного. И вообще – впасть бы в спячку лет на пятьдесят. Заслужил. Докука теперь точно станет посадником, дело Филиппа безнадёжно. Обнести свою заимку магическими кругами для отвода посторонних глаз да выспаться как следует! Пятьдесят лет – самый срок. Его имя обрастёт легендами, после пробуждения не надо будет даже доказывать колдовством свою силу. Сами придут и сами попросят о помощи… Он погружался в глубокий сон на пятьдесят лет, радуясь хорошо сделанной работе.
Внезапно он поморщился во сне. Что-то не давало ему заснуть окончательно. В углу послышался шорох. Простомир встрепенулся, сел на печке, свесив ноги. Из полумрака затянутого паутиной угла вышел Пшепшепшетский.
– Спишь? – злобным шёпотом спросил он.
Простомир смотрел на него, ничего не понимая. Пшепшепшетский был измазан кровью, а в руке сжимал гончарную стеку – тоже в крови.
– Спишь, а наших там бьют. Тоже мне, волхв называется!
– Что? – сна как не бывало, Простомир вскочил, ища ногой свои ботинки тонкой голландской работы (старик был привередлив по части обувки).
– Чудь белоглазая. Появились незнамо откуда. Очень много, и всё больше становится. Режут всех. Пока держимся, вон даже наши в драку встряли. Но, чаю, самим не справиться. Что делать-то?
Простомир сел на лавку:
– Давай выкладывай подробно, с чем пришёл.
– А чего выкладывать-то? Всё уже выложил. Появилась непонятно откуда чудь белоглазая и, как в легенде и предсказывали, убивают всех подряд. Народ говорит – конец света приходит. Давай думай скорее, а то всех перережут, окаянные!
– Так, – задумчиво сказал Простомир, – без колдовства здесь не обошлось. Говоришь, прорва их? Незаметно в город прорву не проведёшь. Стало быть, появились они там прямоступом, а это колдовство, кроме меня, в Новограде никто не знает и не умеет.
– Ну да, не знает! Чучело то склеротичное! – взбесился Пшепшепшетский. – А про нездешнего волхва забыл? Которого Филипп сюда привёл и который Васю пленял?
– Верно, – спокойно ответил Простомир, – упустил я его из виду, – стало быть, шаман самоедский здесь напроказил.
– Ничего себе «напроказил»! – совсем взбеленился домовой. – Там людей убивают, а он тут воспоминаниями занимается. Беги спасай. Нам-то ничего, мы ж неубиваемые. Людей спасай!
Простомир схватил свой посох и очертил им вокруг себя. Где прошёл посох, загорелось холодное пламя. Стоя внутри горящего круга, он концом посоха подцепил за шиворот домового и затащил внутрь. Затем сделал рукой в воздухе замысловатый жест, и горящий круг захлопнулся, словной мышеловка. Простомир и Пшепшепшетский исчезли… Через мгновение они очутились на улицах ночного Новограда. На первый взгляд всё было как всегда – тихо, спокойно. Над воротами зажиточного дома горел масляный фонарь. Но спокойно было только на первый взгляд. Где-то неподалёку звенела сталь, слышались крики – по-видимому, отряд сиртя наткнулся на упорную оборону. Послышался топот, и из-за угла вылетела толпа размахивающих секирами низкорослых воинов. Увидев Простомира, несколько человек побежали к нему, занося оружие для удара.
Волхв вытянул посох вперёд, направил его окончание на нападавших:
– Вот едрёна вошь, – засуетился Простомир, – как же там колдовство Большого Оцепенения? Запамятовал маленечко. Фряжское колдовство было. Вроде. Так. Ленто? Адажио? Нет, не подходит. Ларгаменте? Ларго? Получше, но тоже не совсем то, что надо.
Движения нападавших замедлились, они двигались, словно в воде.
– Для начала неплохо, но всё же недостаточно. Граве?
Сиртя почти остановились, движение можно было разглядеть, только наблюдая за ними несколько минут.
– Точно – граве! А ещё лучше – грависсима!!!
Простомир принялся вертеть над собой посохом, с конца которого срывались потоки бело-голубого пламени:
– Грависсима! Грависсима! Грависсима!
В небе громыхнуло, повеял ветер. Новоградский петух, по предутренней привычке начавший было кричать, захлебнулся на полувздохе: Кука…
Всё живое в мире замерло. Застыли на месте смертоносные сиртя, порой даже в таких позах, в каких обычный человек стоять не сможет ну никак – на бегу, в наклоне, один, которого заклинание застало в момент прыжка, так и завис над землёй. Мечущаяся летучая мышь, оцепеневшая в верхней точке своего зигзагообразного полёта, висела, растопырив крылья, словно жуткая эмблема смерти. Простомир удовлетворённо хмыкнул и побрёл по городу – смотреть, все ли подчинились его колдовству. Пшепшепшетский, которого заклинание почему-то не коснулось, побрёл следом.
Картина была безрадостной. Всюду сиртя со своими секирами и луками, всюду застывшие схватки, как коллективные скульптуры ваятеля-баталиста. А кое-где – тела погибших, как людей, так и сиртя. Терем Докуки был заперт изнутри, во дворе лежало несколько погибших. Простомир, осмотрев тела, убедился, что это не бойцы Докуки. Это его озадачило. На пристани сиртя всё-таки одолели сопротивление пьяных голландцев и заставили их отступить на корабли. Заморские гости, благоразумие которым не отказало даже под действием бражного куража, отвели судна от берега на середину реки – лодок у нападавших не было, а лук на таком расстоянии не представляет большой опасности. Оттуда голландцы постреливали из пистолетов и аркебуз, отгоняя особо настырных сиртя, пока колдовство Большого Оцепенения не остановило их. Домовой, поспешая за Простомиром, внезапно наткнулся на что-то невидимое, больно ударившись боком. Присмотревшись, он увидел, что это застывшая в воздухе пуля. До воина-сиртя, которому она явно была предназначена, оставалось не больше аршина, пуля летела точно в цель. Голландцы стреляли метко. И, если б не оцепенение, сиртя уже несколько минут был бы мёртв.
– Что дальше-то, Простомир? – спросил Пшепшепшетский, удручённый увиденным. Твоё колдовство не вечное же. Действие рано или поздно кончится, и эти, – он мотнул головой в сторону ближайших сиртя, – опять за своё возьмутся.
– Верно, – ответил Простомир, – если просто сидеть и ничего не делать, так и будет. Бесконечно я город держать в оцепенении не могу, да и не надо это. Люди жить должны, а не стоять, как статуи бездушные. А делать будем вот что. Поскольку без колдовства, и сильного колдовства, тут не обошлось, то решать, что делать, будем мы – волхвы, кудесники, шаманы, чародеи, друиды. Кто-то из нас своей волей и силой вызвал из Нави чудь белоглазую, или, как этот народ называют самоеды – сиртя. Это бывшие люди, но очень долго они живут в Нави, совсем нелюдями стали. Нельзя так. Люди на то и люди, чтобы жить в людском мире. И вызвал их, думаю, тот самый Хитрый Песец, которого Филипп в Новоград притащил и который нашего Васю в полон брал.
Ознакомительная версия.