оказалось — от смерти. Миллион против одного — этот псих, выпытав у Руслана всю требуемую информацию, девчонок бы не отпустил.
Убил бы.
— Думал уже тебя самого украсть, да тут в газетах написали, мол, человек из будущего появился, все, мол, тайны про будущее расскажет… Ты зачем это сделал, а?!
В выкрике Егора звучала такая неприкрытая обида, как будто Руслан ему клятвенно обещал никому ничего не рассказывать и подло обманул.
— Все ж теперь и так узнают, кто там в будущем кем станет, кого мне убивать тогда-то, а?
Руслан закатил глаза. Если маньяк ждал от него ответа — то он немножко забыл про кляп во рту. Впрочем, скорее всего кузнец просто решил выговориться, устав хранить свои темные тайны в собственной душе. Оказывается, киношные штампы про злодея, рассказывающего герою свой план — и не штампы вовсе…
Больше всего Руслана удивляло, где-то там, далеко, на заднем плане рассудка, собственное спокойствие. Его похитил сумасшедший убийца, он связан и беспомощен, подмоги ждать неоткуда — а он не то, что не боится, даже не нервничает. Мозг работал холодно и спокойно, перебирая и отбрасывая планы возможного спасения.
— …да только потом подумал я, прикинул, — голос продолжавшего рассуждать Егора слышался как будто издалека, по крайней мере, для продолжавшего думать Руслана.
Планов было не очень много, так как возможности были несколько ограничены.
Веревкой, связывающей руки.
Кляпом, заткнувшим рот.
Егором, который свободен, вооружен ножом и контролирует свою жертву.
А ресурсов для спасения не так уж и много.
Руки — связаны.
Рот — заткнут.
Пистолет — вне пределов досягаемости.
— …не стал бы ты имена называть. Не тот ты человек. Ты человек жалостливый, сразу подумаешь — вот скажу я, что такой-то или сякой-то известным писателем станет, так ведь этим человеку всю жизнь сломаю. Все ж от него ждать будут книг великих, как от графа Толстого. А тот человек, может, мальчишка алой или студент какой. Его ж такой груз сломает, как хребет коню…
Надо же, мимолетно подумал Руслан. Необразованный, сумасшедший — а сумел просчитать действия его, образованного и нормального.
* * *
Лазаревич действительно в своем изложении будущего избегал имен и фамилий. Как раз по тем самым причинам, которые назвал Егор — чтобы груз будущего не сломал человека раньше времени. Тот же Эрих Мария Ремарк — смог бы он стать писателем, не пройдя Первую мировую? Или тот же Гашек, который еще и не думает о том, чтобы описать похождения какого-то солдата — сможет он придумать что-то если к нему придут вот прямо сейчас и скажут: «По совершенно точной информации, у нас инсайд из будущего, вы напишете великолепную книгу. Давайте, пишите». Напишет? Нет, конечно. Вдохновение по заказу не рождается. Зная, что он — МОЖЕТ, Гашек может через силу написать… качественную, но совершенно ремесленную вещь. Которую не вспомнят не то что через сто лет — через год-другой.
Это если не вспоминать о случае с Чуковским. Который узнал том, что станет детским писателем. И? И отказался признавать свои стихи — своими. Да к тому же написал детективный, вернее, криминальный роман из жизни преступников Лиговки.
Так и тот же Гашек, узнав о том, что он должен написать великую книгу о чешском солдате в австрийской армии, из одного чувства противоречия — «Кому это я — ДОЛЖЕН?!» — напишет фантастический роман о полете на Луну. Или вовсе романсы. В стиле «куплетов Евы» — характер-то у него не изменится.
Другая же причина, по которой Руслан не называл не только фамилий, но даже примет, позволяющих определить, о ком идет речь — то, что не всем понравится будущее. А какой самый простой способ его изменить? То-то. Как говорил один его знакомый браток в далеких девяностых: «Самый простой способ решить проблему — перестрелять тех, кто ее создает». Узнает кто-нибудь, что в октябре 1917 года к власти придут большевики во главе с дедушкой Лениным — которому и в семнадцатом-то будет только сорок семь, а сейчас и вовсе сорок, какой из него дедушка? — сверкнет глазами: «Что еще за Ленин такой? Устранить!». И история страны рванет по совершенно непредсказуемому пути, как телега с пьяным возчиком с горы. Кто бы что ни думал про Ленина и большевиков — но никто другой не смог бы объединить страну под знаменем единой идеи. Так, скорее всего, бы и осталась разорванной на части, воюющие друг с другом, этакая Югославия девяностых в масштабе десять к одному.
Так что в изложении будущего, которое Руслан оставил у Суворина, имен почти что и не было. Николай с семьей — уж больно ключевая фигура, его судьбу не умолчишь, да еще Гитлер.
Если кто-нибудь пристукнет будущего фюрера — Руслан не расстроится.
* * *
Мозг продолжал работать над спасением.
Был бы свободен рот — можно было бы перегрызть веревку.
Были бы свободны руки — можно было бы вытащить кляп.
Не было бы здесь Егора — можно было бы…
Не было бы здесь Егора.
Ключевая фигура в ситуации — Егор. Убрать его с чердака — и можно решить проблему рук и всего остального.
Убрать с чердака… как? Пока непонятно. Но мозг продолжал работать над этим вопросом.
— …стою, значит, возле твоего дома, думаю, глядь — уезжаешь ты. Да с толпой мужиков каких-то, по всему — вооруженных. Вроде бы и пропало все, но я на тебя гляжу — а тебя не вижу. Не ты это. Другой кто-то, в тебя наряженный. Тут я и понял опять, что хитер ты, все вокруг пальца решил обвести. Ряженого вместо себя отправил, а сам другим путем уйти решил. А каким? Тут и думать нечего — раз такой ты хитрован, то не через парадный ход пойдешь и через черный тоже. Что осталось? Только чердак. Я ж не только кузнец, я ж и слесарь, думали, я твою поделку не открою, которую ты наместо замка повесил? Конечно, кто незнающий полезет — хоть ключом ковыряйся, хоть отмычкой, нипочем не откроешь. А всего-то и нужно — сзаду замка маленькую пупочку нажать…
В голосе маньяка слышалась такая наивная гордость за свою сообразительность, что это было даже смешно. Наверное. Кому-то другому. Не тому, кто висит на веревке… кстати, на чем конкретно он висит?
Руслан поднял глаза.
Поперечная балка. Не такая уж и высокая, пожалуй, сантиметров на двадцать повыше кончиков пальцев Руслана. Вроде бы достаточно толстая, чтобы удержать его вес…
— …в квартире, думаю, прячешься, — продолжал Егор, — Я уже и петли смазал тихонько, чтобы без шума войти, да тебя схватить, да слышу — ты сам к дверям идешь. Ну я
