Пароход лег в крутой разворот, а мне подумалось: надо делать отдельный привод на каждое колесо, чтобы в случае необходимости поворачиваться на месте.
Палуба слегка накренилась. Петр весело рассмеялся. Подскочивший тут же Командор несколько раз дернул выпускной клапан, и рев пароходного гудка, первого гудка первого парохода, торжествующе разнесся по окрестностям.
На берегу ему испуганно стали вторить собаки, что еще больше увеличило царившее на палубе веселье.
Теперь мы шли по течению, и скорость сразу увеличилась. Не торпедный катер и не судно на подводных крыльях, но все-таки первый самоходный корабль во всем мире. На сто с лишним лет раньше Фултона. Густой черный дым стелился за кормой.
Так и хотелось запеть нечто полузабытое, типа «Пароход белый-белый…». Вряд ли меня понял бы кто-нибудь, кроме друзей, да и не было наше чудо выкрашено в белый цвет, но остановило не столько это, сколько незнание слов. Мелодия пришла, первая строчка – тоже, а остального я никогда не давал себе труда запомнить. Не любил я раньше попсы, а в этом мире ее, слава богу, еще нет.
Мы отдалились от пристани так, что потеряли ее из виду за очередным поворотом. Сесть на мель, наскочить на топляк или камень на реке можно запросто, а вот заблудиться – никак. Берег левый, берег правый, а остальное – или по течению, или против него. Куда еще денешься?
Похоже, Петр решил испытать все возможности нового корабля. Он не отходил от штурвала, то поворачивал, то шел по прямой, по подсказке Командора испробовал задний ход – словом, забавлялся как мог.
Раз, увидев в стороне затон, он умудрился засунуть внутрь его нос парохода так, что невольно подумалось: вот и конец нашему путешествию.
К счастью, там оказалось не очень мелко. Пароход лишь слегка налез на дно, и даже сняли мы его без каких-то особых проблем. Мелкие в счет не идут. Учитывая беспокойный характер нашего царственного капитана, дело закончилось довольно хорошо.
Когда одни забавляются у руля, другим приходится подбрасывать в топку дрова или уголек. Но капитана видят все, он гордо возвышается на палубе, а кочегаров – никто. Зачем на чумазых смотреть? Пусть орудуют у своей топки.
Котельная команда вымоталась полностью, когда Петр соизволил направить «Николая» обратно.
Уже близился вечер. Спицы шлепнули последний раз и застыли. Пароход по инерции, уже ведомый Валерой, подошел к деревянной пристани и мягко коснулся ее укутанным матрасами носом. Зашипел выпускаемый пар. Картина Репина «Приплыли»…
– Всех строителей наградить деньгами. Вас, – царь повернулся к нам, – и Скляева поблагодарю отдельно. А сейчас надо отметить это дело.
На берегу уже смастерили столы и теперь торопливо уставляли их всевозможной снедью. Не заморскими деликатесами, понятно, но лежала в блюдах и икра, и красная рыба, а откуда-то со стороны уже тянуло ароматом варящегося мяса.
– Кочегаров не забудьте, – кивнул я на вылезающих наружу чумазых тружеников топки.
Они жадно втягивали теплый воздух, после жара котельной казавшийся прохладным, и не было им сейчас дела до стоящего в отдалении царя.
– Бочонок вина, нет, два бочонка и по рублю каждому! – провозгласил Петр.
Усталости на лицах кочегаров словно не бывало. И не столько выпивка была важна им в этот момент, все равно два бочонка за вечер не выпить даже вчетвером, важно было царское внимание.
Праздник все-таки. Каждый день, что ли, новый тип транспорта появляется? До следующего руки дойдут не раньше чем через год.
– Вы бы там поскорее войну заканчивали, – сказал я, когда мы всей высокопоставленной толпою умывались прямо у бочек с водой. Проще говоря, окатывали ею друг друга. Не садиться же за парадный стол перемазанными в саже!
Петр бы сел, гордился бы проделанной работой, да нам стало несколько неудобно. Мы-то с детства привыкли умываться по утрам и вечерам плюс – энное количество раз днем.
Потом, во время флибустьерских скитаний, малость поотвыкли, но когда есть возможность, то все же возвращаемся к подобию чистоты.
– Сразу видно почти штатского человека. – Кабанов улыбнулся, давая понять: говорящееся – шутка. – А военным, между прочим, при удаче и вакансиях чины идут. Порою – ордена и другие награды. А при неудаче – все там будем.
Вырос до аншефа, без малого фельдмаршал, теперь может зубоскалить. И Меншиков растет в чинах только так. Позавидовал бы, но к чему бедному еврею чины?
– Не от нас одних сие зависит, – хмыкнул Алексашка. – Мы бы рады, но есть такие вредные Карлушка…
– С Авгушкой, – закончил за него Командор.
– Хорош зубоскалить, – прервал их Петр. Но не строго. Сегодняшний день явно зарядил его положительной энергией.
– Война – в первую очередь траты, – пришлось напомнить мне. – Было бы куда лучше, если бы эти денежки пустили в дело. Строительство Волго-Дона почти замерло. Недавно узнал: Сибирский тракт тоже застыл.
– Нет у меня свободных людей, – скривился Петр. Мол, в такую веселую минуту – и опять о делах.
– Для тракта надо найти, – поддержал меня Командор.
Освоению Сибири сильно мешало отсутствие нормальных путей. Вот мы все вместе и подбили царя начать строительство хорошей трассы от европейских территорий до Дальнего Востока. Не асфальтированных, это фантастика, но чтобы не застревать на каждой версте в колдобине – следить на некоторых участках за дорогой некому, поменьше пережидать разливы сибирских рек, опять же гати на болота настелить, если путь проходит мимо.
Хорошо, почтовых станций побольше, но чем смотрителям питаться, когда в иных местах один медведь на сто километров?
Дорогу тоже надо было прокладывать другую. Кое-какие наброски соглашения с Демидовыми уже имелись. Все упиралось в неизбежные технические сложности, время и нехватку рабочих рук.
– Объявить: те, кто отработает на прокладке дорог некий срок и расстояние, получат волю, – предложил я.
– Хочешь беглых плодить? – Настроение Петра портилось на глазах. Не любил он слушать разговоры о воле.
– Ни в коем случае. Но государство станет сильным, если в нем появится класс свободных людей, заинтересованных в результатах своей работы. Ты же был в Англии, в Голландии. Развитые страны, в которых живут свободные люди.
– Чтоб я от тебя этого вздора больше не слышал! – Лицо Петра дернулось, а глаза полыхнули так, что показалось – сейчас он меня ударит. Но мы уже приближались к столу, и близкое застолье подействовало на государя успокаивающе. – Ох, допрыгаешься когда-нибудь, Юрий! Много воли на себя берешь. Рассуждать о делах, которые тебе неподвластны. Твое счастье – дело делаешь нужное.
Вот и поговори с этим сатрапом!
