простывших вахтенных. У подводников одной специальности нет, слишком жирно для этого, вот я и определил Марину в помощники врача, тем более – вот удача! – она прошла курсы санинструкторов. Я сам часто подменял вахтенных, тем более здоровье, как считали в команде, у меня крепкое, ни разу даже не чихнул.
Шли мы вроде по обычному судоходному маршруту, но море как будто вымерло, и мы спокойно дошли до места установки якорных мин. Я провёл лодку у самого берега в позиционном положении. Штурман, глядя на это, дрожал в ужасе: двигались мы не просто опасно, а крайне опасно, в любой момент волны могли кинуть нас на скалы. Но я держал курс и, обойдя минные поля и дрейфующий в открытом море эсминец охранения (остальные втянулись в бухту, пережидая ненастье), встал на фарватере.
Там я и установил мины. Все, к сожалению, не удалось: из двадцати наличных мин я установил, вразброс и без системы, шестнадцать. Семнадцатая застряла в установке и, к сожалению, извлечь её теперь можно будет только на базе. К слову, когда в моё отсутствие лодкой командовал Гаджиев, у него, пока не заклинило установщик, вышли всего восемь мин, но и это принесло успех. Причины ненадёжности установщика я видел, и на обратном пути мы со старшим механиком думали, как его можно усовершенствовать.
Ушли мы тем же путём, и, похоже, нас так никто и не обнаружил. Мины стоят заглублённые, подорваться смогут или тяжелогружёные транспорты, глубоко осевшие в воде, или крупные боевые корабли – как повезёт. Топлива на обратный путь хватит, даже запас есть. Я рассчитывал на обратном пути серьёзно поохотиться, причём на надводные транспортные суда.
Но первой нам попалась немецкая субмарина. Причём это была немецкая «девятка» в очень редкой комплектации – транспортной. Сами немцы их называли «дойными коровами». Пока они у ребят Дёница были мало распространены, но уже имелись в составе, и вот нам повезло встретиться с такой подлодкой. Судя по тому, что она была фактически пуста, явно возвращалась из боевого похода на базу, которая, скорее всего, находилась в акватории Тронхейма – курс держала на него. И шла, к слову, в надводном положении, непогода скрывала её.
Взор я к тому времени прокачал уже почти до десяти километров, шестьдесят метров осталось. И когда подлодка появилась на границе Взора (визуально «девятки» пока не было видно), я, покидая ходовой мостик, тут же скомандовал:
– Боевая тревога. Срочное погружение. Вражеская субмарина.
Антенна была мигом снята (Марина слушала эфир), вахтенные скатились вниз, последний закрывал люки, я проверял. Лодка, бурля водой по бортам, ушла под воду, на глубину двадцать метров, и на малом ходу двинулась навстречу противнику.
Когда все заняли свои посты, а я, сняв плащ и бушлат, вытирал мокрые руки, Звягин поинтересовался:
– Что делать будем, командир?
– Что делать? – усмехнулся я. – Брать на абордаж.
– Командир?.. – в явном изумлении спросил он.
Матросы в центральном отсеке тоже были в шоке. Пришлось пояснить:
– Лодка явно идёт на базу, экипаж устал после долгого похода. Наверняка топливные баки пусты, и торпедные аппараты тоже. Что они смогут сделать кроме как сдаться, если их хорошо попросить? Вот и попросим.
Командиры сомневались, а я в себе был уверен. Слушая разговоры на борту «девятки» (немцы радовались тому, что долгий поход подходит к концу и скоро они будут отдыхать), я вёл «Неуловимый» навстречу противнику. Немцы шли если не на полном ходу, то близко, так что вскоре прошли над нами. Их акустик был оглушён работой собственных дизелей и нас не услышал.
Всплыв позади немцев, мы их нагнали, и наш особист сделал из палубного орудия один выстрел осколочным снарядом, положив его неподалёку от борта лодки. Тряхнуть их должно хорошо, но без повреждений внешнего корпуса.
Немцы среагировали так, как и ожидалось: срочно стали погружаться. Мы сделали то же самое. Они даже не пытались сообщить на базу, хотя Марина и готовилась заглушить их непонятной морзянкой. Вообще, я бы тоже не стал терять время на связь, а погрузилась «девятка» быстро, что указывало на высокую выучку команды.
Команда «девятки» пыталась увести лодку в разные стороны, то переходя на максимальный ход, то ныряя на глубину. Это могло бы их спасти: у них предельная глубина двести восемьдесят метров, а у моей лодки всего сто. Вот только глубина здесь не превышает ста двадцати метров, и мне это на руку.
Я повторял все их манёвры и одновременно вёл общение с капитаном подлодки. Поначалу немцы не отвечали, но после того как я пустил торпеду, которая прошуршала мимо и взорвалась о дно неподалёку (а они не могли этого не слышать), всё же вступили в контакт. Штурман киянкой отбивал по корпусу нашей лодки, передавая сообщения, а в ответ шёл такой же перестук морзянкой.
Кто был их противником, они узнали быстро, да и я подтвердил, что да, я Мальцев. Дальше пошли торги о сдаче: капитан решил, что умирать глупо, офицеры его поддержали, команда, впрочем, тоже. С помощью морзянки переговоры длились довольно долго, четыре часа мы пытались договориться.
А торг шёл об условиях плена: их так запугали Сибирью, что они туда категорически не хотели. Я объяснял, что в Норвегии, где у них база, морозы даже сильнее, но всё равно – не хотят в Сибирь, и всё тут. Пришлось дать слово командира, что их отправят южнее, в ремонтные и строительные бригады, будут восстанавливать то, что их камрады порушили. Кроме того, пообещал, что через месяц после окончания войны, если победа будет наша, их отправят домой.
Вообще, немцы были уверены, что победят они, но всё же и этот пункт включили, видимо, на всякий случай. На борту подлодки был всеобщий совет, и это предложение поддержал молоденький матрос, а остальные, подумав, всеобщим голосованием согласились.
Договорившись, мы всплыли. Мои артиллеристы тут же заняли места у орудий, зарядив их и наведя на всплывшую рядом «девятку».
Особист был назначен командиром абордажной партии, он неплохо знал немецкий. С ним шли боцман и двенадцать матросов. Все они были вооружены пистолетами, а у двоих были ещё и автоматы ППД: во внутренних отсеках подводного транспортного крейсера это оружие было предпочтительнее. Однако я не беспокоился: видел, что сопротивления не будет, немцы, скажем так, были сломлены.
На воду спустили две надувные шлюпки. Волнение было сильным, шлюпки захлёстывало, плащи не помогали. Но до «девятки» было всего пятьдесят метров, так что подошли. Два матроса из немцев скинули верёвочный трап и помогли нашим матросам перейти на палубу.
Мы решили, что всех немецких офицеров возьмём на борт нашего «Неуловимого», и Звягин поведёт лодку на базу, а я, взяв двух командиров и двадцать пять матросов, перейду на
