Париже и как будто даже не сильно скрывался. Единственное, что осложняло дело – это достаточно приличная охрана предателя и то, что он жил буквально рядом со столичными гвардейскими казармами. Так просто не вломишься и не постреляешь, тем более что после событий 1839 года в столице Франции конкретно закрутили гайки в плане безопасности. Почистили городское дно, увеличили количество полиции и по слухам даже собирались начать масштабную перестройку города с целью невозможности в будущем повторения тут городских боев.
Так или иначе задание было выполнено, предателя ликвидировали, а вот при эвакуации произошел провал. То ли французы за последние годы резко свой профессионализм повысили, то ли сдал их кто-то – такое тоже случается, к сожалению, иногда – однако на маршруте эвакуации оказалась засада. Парни сумели прорваться, а сам подполковник поймал в ногу пулю и остался прикрывать своих бойцов. Думал пустить себе пулю в лоб, но из-за потери крови отключился и не успел «сбежать» на тот свет. Впрочем, теперь это уже было не так важно.
Спустя добрый десяток минут блужданий по каким-то каменным казематам вся процессия наконец вышла во двор. Галицкий, который последний раз видел солнце почти полгода назад, только прищурился и опустил голову вниз. Несколько раз вдохнул свежий воздух, повернулся к своим конвойщикам и переспросил.
- Ну что, так и будем стоять или займемся делом? – Французский капитан, который командовал уже собравшейся тут расстрельной командой, только хмыкнул и ответил.
- Есть последние желания? Может сигарету, повязку на глаза? Или еще что-то? Глоток коньяку напоследок?
- Обойдусь, - подполковник хотел было послать француза, всех французов в его лице, если быть точным, в задницу, но решил не метать бисер перед свиньями.
- Тогда давайте зачитаем приговор и перейдем к главному, - кивнул капитан и махнул рукой стоящему в стороне человеку в гражданском платье. Тот достал из папки бумагу и бегло зачитал решение суда, по которому подполковник Галицкий приговаривался к смертной казни через расстрел. Ничего нового, короче говоря, озвучено не было.
Тут же пара солдат подхватила подполковника за руки и отконвоировала к кирпичной стене, которая, судя по характерным выщерблинам, функцию расстрельной выполняла далеко не в первый раз.
- Готовсь! – Шестеро солдат расслаблено до этого стоявших с винтовками у ноги по команде подняли свои «орудия труда» в боевое положение. – Цельсь! Огонь.
Раздался слитный залп. В последний момент демонстративно расслаблено стоявший Галицкий все же закрыл глаза и от звука выстрелов дернулся всем телом. Ничего не произошло…
- Оружие к ноге, - скомандовал капитан. – По высочайшему повелению императора Карла Х заключенному Галицкому Павлу Петровичу, русскому подданному объявляется помилование.
Подполковник постоял немного, осмыслил услышанное и, совершенно выпадая из образа «стойкого оловянного солдатика», упал в обморок. Перенервничал.
А дальше были короткие сборы и поездка – пока еще в статусе заключённого - на восток. Никаких подробностей Галицкому не сообщали, и вообще ему было очень долго не понятно, что его ждет дальше. В конце концов отмена расстрела еще совсем не означало долгую и счастливую жизнь.
Но нет. Несколько часов на поезде и вот он уже входит на борт стоящего в Кале корабля под русским флагом. Вся команда выстроена вдоль борта, офицеры в парадной форме, флаги, корабельный оркестр играет что-то бравурное…
А он весь грязный, вонючий, в замызганной тюремной одежде – даже кандалы ему сняли только непосредственно перед поднятием на корабль – со следами избиений на лице… Не слишком презентабельно, в общем, выглядел подполковник.
- Павел Петрович! Меня зовут Глазенап Богдан Александрович. – Командир корабля с погонами капитана второго ранга коротким движением отдал честь и протянул ладонь для рукопожатия, нимало не смущаясь видом гостя. – Добро пожаловать на родину.
Тут же и команда корабля – подполковник не слишком хорошо разбирался во флотских делах, но это было что-то парусно-винтовое, судя по торчащей на корме трубе – слитно выдохнула в едином порыве.
- Здарв! Жела! Ваш! Высоко! Превосходительство!
Галицкий немного растерялся от такого приёма, но с удовольствием пожал протянутую ему руку. Вдохнул соленый морской ветер, бросил взгляд на развевающийся на мачте русский триколор… И неожиданно расплакался.
- Спасибо… - Подполковник смущенно смахнул слезу и пояснил. – Уж не чаял, если честно.
- Ну будет вам, Павел Петрович, - такая реакция офицера явно смутила Глазенапа. – Как сказал Его Императорское Величество, Россия своих не бросает.
Ну а дальше было короткое – полторы недели всего, Галицкий только-только вошел во вкус, - путешествие по северному морю и Балтике и вот он уже переодетый – благо его вызволители догадались захватить с собой комплект формы, а в экипаже нашелся матрос умеющий сносно обращаться с иголкой и ниткой, сумевший подогнать его по изрядно отощавшей за время заключения фигуре офицера, - помытый, постриженный и глобально чувствующий себя обновленным сходит на дворцовой пристани Санкт-Петербурга. Вернее Петрограда, за те два года, что подполковник сначала мотался по заграницам, а потом и сидел в застенках, столицу успели переименовать. Русифицировать.
И опять родина сумела его удивить.
Встречали бывшего узника максимально торжественно. С почетным караулом, красной дорожкой и оркестром.
- Добро пожаловать домой, Павел Петрович, - на пристань приехал даже сам глава СВР генерал Чернышев, что виделось уже само по себе немалой частью. – Жив? Цел? Готов предстать перед глазами Самого?
- Императора? – Галицкий от всей этой суеты аж растерялся, переход из статуса «смертника» в статус «героя» стал для него слишком неожиданным.
- Ну а кого же еще, - глава Службы Внешней Разведки задорно подмигнул и аккуратно подтолкнул подполковника в сторону стоящей рядом кареты. – Сейчас едем в Михайловский, Его Императорское Величеством лично пожелал поздравить тебя с возвращением. Он, по секрету тебе скажу, сам приложил немало усилий чтобы тебя вытащить.
Столица за то время, пока Галицкий мотался по Европам, кажется, не сильно изменилась. Только людей как будто стало еще больше да пыхтящие по Неве паровые баржи окончательно слились в бесконечный поток, таская туда-сюда столь необходимые для города товары и сырье. А вот погода ни капли не изменилась – конец осени как и всегда был в городе холодным, ветренным и дождливым. Вот и сейчас с затянутого свинцовыми облаками неба на головы пешеходов тут внизу то и дело срывалось нечто… Слишком крупное, чтобы считаться туманом, но слишком мелкое чтобы перейти в категорию дождя. При этом все поверхности – постовая, каменная облицовка набережной, кареты, лошади, дома и конечно люди
