Николас медленно обвел взглядом увитые диким виноградом стены павильона из красного мрамора, затем уставился на маленькую часовенку, стоявшую неподалеку.
– У тебя есть полное право не верить мне, – произнес он. – Но я привел тебя сюда, чтобы наконец все рассказать и объяснить. И поэтому не нужно меня уличать в…
– Не сомневаюсь, что ты говоришь чистейшую правду, – быстро парировала Адриана. – Я в тебе никогда не ошибалась, ведь так? Я верно угадала, ты играл мною, словно небрежно дергал струны арфы, и я послушно исполняла придуманную тобой или написанную кем-то мелодию. Но я… – У нее перехватило дыхание. Все выходило не так, как ей хотелось, не так, как она задумала.
Наконец ее глаза встретились с карими глазами Николаса, она увидела в них бездну раскаяния, и обидные, оскорбительные слова застряли в горле.
– Я хотел тебе рассказать, – повторил Николас. – Я вынужден был все докладывать Торси. Откажись я, поручили бы другому. Слежка продолжалась бы, а я бы потерял его доверие. Но мне нужно, чтобы Торси доверял мне до той самой минуты, когда мне придется предать его. Адриана, прошу тебя, послушай свое сердце, оно скажет, что я люблю тебя.
– Мое сердце? Зачем его слушать? У меня глупое сердце. Но скажи, каким образом ты собираешься предать Торси? Что… – По щекам Адрианы побежали слезы.
– Иди сюда, – хрипло произнес Николас.
Их разделяли несколько шагов, но он дотянулся и крепко взял ее за руку, даже слишком крепко. Она дернулась, но вырваться ей не удалось.
– Пойдем, – сказал он более нежно и легонько подтолкнул ее в сторону часовни. – Очень давно я нашел это место. Думаю, часовню поставили здесь еще до того, как Людовик XIII построил охотничий замок, который потом так долго превращался в нынешний Версаль. Сюда давно уже никто не приходит.
Они стояли в полумраке часовни. Николас достал из кармана маленький светящийся камешек, и полумрак отступил, освободив из своего плена единственный зал часовни, скромный алтарь и небольшое распятие. Справа в углу Адриана увидела сложенные стопкой одеяла, кожаные мешки и мушкет.
– Николас, что это?
– Мы покидаем Версаль, – сказал он. – Сегодня, сейчас. Я приготовил все, что нам может понадобиться в дороге: подложные документы, одежду, продукты, вещи, словом, все.
– Но зачем бежать?
– Торси знает, что ты не сможешь убить короля, – с трудом произнес Николас. – Но он надеется, что после твоей попытки король сойдет с ума либо с ним случится нечто подобное. Адриана, Торси в отчаянии, а потому безрассуден. И что будет с тобой потом, после покушения на жизнь короля, ему совершенно безразлично. А мне – нет.
– Ты давно готовился к побегу?
– Думаю, с того самого момента, когда впервые увидел тебя, – ответил Николас. – Я надеялся, что придет время, и ты все поймешь. Поймешь и простишь.
Она обхватила руками его голову и поцеловала в губы. Адриана почувствовала, он – горнило, в нем бушует пламя и идет сложная алхимическая реакция очищения металла, приносится великая жертва. Она, не отрывая губ, страстью раздувала пламя, и оно ширилось, захватывая все больше и больше пространства. Они опустились на пол, тела сплетались все плотнее и плотнее, прорастая друг в друга, пока не достигли физических пределов человеческих объятий, еще один рывок навстречу друг другу, и, наконец… они парили в бесконечном пространстве, где остановилось время.
Они лежали на полу, рукой Адриана нежно касалась груди Николаса, затем она тихо засмеялась и поцеловала его губами, все еще солеными от слез.
– Чему ты смеешься? – тяжело дыша, спросил Николас.
Она рукой показала в сторону распятия.
– Думаю, отныне я проклята без права на отпущение грехов, – ответила Адриана. – Но я люблю тебя, Николас д’Артаньян.
– И ты поедешь со мной?
– Нет, не сейчас, позже…
Она поднесла его руку к своим губам и принялась целовать кончики пальцев.
– «Позже» никогда не наступит, – сказал Николас, – если ты попытаешься убить короля. Тебе не удастся спастись, Адриана.
– Нет, у меня все получится, я смогу убить короля, Николас. И потом мы уедем. Вместе.
– Адриана…
– Тс-с… Ты просил простить. Я прощу тебя, мой милый, но ты в таком случае должен смириться с моим желанием. Я пойду навстречу тебе, а ты иди навстречу мне, не стой на месте. – Она помолчала. – Я так хочу уехать с тобой, Николас, но прежде должна исполнить свой долг.
Нежность в его взгляде сменилась жесткостью и сосредоточенностью. Он помолчал и кивнул в знак согласия.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Адриана. – А сейчас… – Она легко высвободилась из его объятий и встала – совершенно обнаженная. Несмотря на полумрак часовни, она почувствовала легкий стыд. С сожалением начала собирать разбросанную одежду. – Где же она? А вот! – Она подняла рукописную книжицу. – Отдай Торси и скажи ему, что я сделаю это.
Николас приподнялся, опираясь на локти, и улыбнулся:
– Поцелуй меня, а потом я подумаю, как выполнить твою просьбу.
Она снова опустилась рядом. И только спустя полчаса они смогли покинуть часовню. По дороге Адриана придирчиво осмотрела свое платье: никаких следов. Чулки! В какой восторг придет Креси, увидев ее чулки.
Бен неистово колотил в дверь. Душившее его отчаяние придавало силы.
– Роб! – кричал он. – Пожалуйста, открой.
За дверью послышался грохот, кто-то отчетливо чертыхнулся. Наконец раздался скрип отодвигаемого засова, и дверь чуть приоткрылась.
– О, черт, – донесся из-за двери голос Роберта, – а я все гадал, когда ж тебя назад принесет нелегкая. – Даже сквозь узкую щель до Бена долетел можжевеловый запах джина. – Какого черта тебе здесь надо?
– Роб, это очень важно. Пожалуйста, впусти меня. Роберт, ворча, отворил дверь пошире и отступил немного.
– Я потерял работу, – бубнил Роберт. – Но думаю, тебя это мало волнует. Чего притащился? Выбивать из меня остатки долга?
– Да ты мне ничего не должен, Роб. Это я перед тобой в долгу.
– Приятно слышать, – проворчал Роберт. – Поди, чего-то от меня понадобилось. Просто так, по старой дружбе, ты бы не пришел.
– Именно по старой дружбе и пришел.
– Хм. Ты лучше по старой дружбе навести своих друзей в Бостоне.
Бен аж задохнулся:
– Послушай, Роб. Я не понимаю, почему я так делаю. – Слова прошелестели тихо, Бену почудилось, будто он их вовсе не произносил. – Со стороны может показаться, что я легко выбрасываю людей из своей жизни. Когда я думаю об этом, мне делается горько. Я не бросаю людей, это происходит само собой. И я никак не могу понять почему.
Роберт дугой выгнул брови и притворно перекрестился.
– Что ж, сын мой, – произнес он саркастически, – я готов выслушать твою исповедь…
– Какого черта, Роб, я вернулся, чтобы спасти тебе жизнь! – заорал Бен. «Какого черта, какого черта…» – кровь стучала у него в висках. Казалось, будто он находится вне своего тела и со стороны наблюдает, как разыгрывается дурно написанная комедия. Колени у Бена подломились, и он опустился на пол. Горькая мысль пришла в голову: «Как жаль, что самые искренние и здравые поступки в реальности выглядят как дешевая пьеска».
Он пришел в себя оттого, что Роберт брызнул ему в лицо пивом.
– Воду не держат в этом доме, – грубо пояснил Роберт. Но грубость смахивала на извинения. – Может, и не стоило позволять тебе набивать те же самые шишки, что и я в твоем возрасте. Вот черт, Бен! Ты даже не знаешь, сколько раз меня так и подмывало забрать все твои деньги и улизнуть. – Роберт обнажил в улыбке зубы. – Это как с женщиной. Не важно, сколько раз ты говоришь себе: «Все, баста, она мне надоела, ухожу». А когда она бросает тебя и уходит, на сердце так скребет, что аж… Ну ладно, Бен, расскажи мне, что тебя так расстроило.
Бен все еще чувствовал слабость, во рту пересохло, и хотелось пить, кожа на ощупь стала какая-то тонкая и шероховатая, как бумага.
– Плесни-ка немного пива, – попросил он.
Пиво было плохое, слабое, к тому же кислое, и оставалось его на один большой глоток. Бен смочил язык и губы, ему чуть-чуть полегчало.
– Роб, послушай, то, что я тебе сейчас скажу, может показаться бредом сумасшедшего, но ты все равно должен мне поверить.
– Валяй, выкладывай свой бред сумасшедшего.
– Через неделю от Лондона не останется камня на камне. И все это по моей милости.
Роберт заморгал глазами, но выражение лица его не изменилось.
– Ну, продолжай, – сказал он.
– Я знаю, это похоже на бред, – повторил Бен и начал свой рассказ.
С первой же фразы разрозненные во времени и пространстве события сложились в четкую и ясную картину. Вот точно так же, как яркая вспышка, пришло к нему знание, как настраивать эфирограф. Он рассказал Роберту все: о переписке с неизвестными философами, об их расчетах траекторий движения таинственных небесных тел, их поиске пути изменения этих траекторий. Затем он перешел к зашифрованной записке Ньютона и в заключение поведал о том, как одним махом были разгаданы все тайны и загадки.
