Темп, естественно, упал, но не критично. Боюсь, во второй половине дня будет хуже. Хотя и здесь были свои плюсы, так как ранее я двигался не по тропам, дабы не влететь куда не хочется, то нередко попадал в места из которых приходилось выбираться с потерей времени, иногда немалого, если например, болото какое попадётся. Сейчас же родственнички вели меня хоть и не быстро, но точно. Всё-таки не лесовик я.
Обедали остатками завтрака – Мария сразу сготовила двойную порцию каши с мясом, вот её и добили, закусив всякими разносолами из подпола. А что – чем больше съедим, тем меньше тащить. Жаль в российской деревне не востребован такой девайс, как термос – горяченького неплохо было бы глотнуть, а так до вечера обождать придётся. На соленья я, кстати, зря нажимал – это сказалось мне через пару часов марша, но так как моя команда тоже здорово выдохлась, погоды мои возлияния и отставания до кустиков не сделали. Вечером подчинённые свалились без задних ног, а значит, на хозяйстве пришлось остаться командиру.
— Костя, мы уже в Белоруссии? — Маша тяжело встала и принялась пристраивать котелок над огнём.
— Уже несколько часов как топаем по ней, родимой.
— Нас здесь искать не будут?
— Специально вас не будут, а вот ловить будут. Немцы сейчас здесь злые, им всё равно кого ловить.
— А почему злые?
— Да так, пощипали мы их тут недавно здорово.
— А вас много?
— Много, отряд.
— А как думаешь, командир нас не выгонит? Попросишь за нас.
— Не выгонит.
— Точно попросишь?
— Всё будет нормально.
— Поклянись, что попросишь.
Вот как не хочется ей всё объяснять, и обманывать тоже не хочется.
— Маш, хватит. Сказал, всё нормально будет, значит будет.
— Ага, мужик сказал – мужик сделал, — Ванька хитро посмотрел на меня. — Когда твой пистолет чистить будем? Ты обещал, что я помогать буду, помнишь?
— Что, уже оклемался? Тогда иди сестре помоги, да не боись – без тебя не начну.
До ужина "браунинг" мы вычистили, даже ни одной детали не потеряли, хотя кое-кто пытался. Мария сидела надувшаяся, подозревала нехорошее, раз я клятвы не дал. Пришлось дать честное комсомольское, что замолвлю перед командованием словечко. А что, соберу свой партхозактив и замолвлю – попробуют только не послушать. Мысли о том, удастся ли встретиться с товарищами, а если удастся, то со всеми ли, упорно гнал. Сделать я сейчас ничего не могу, дойду – посмотрю. Ибо, делай что должно, а там – куда кривая вывезет.
Ночь провели опять без караула в том же порядке, то есть я – середина сэндвича. Предлагал малого в центр положить, но не срослось. Эта ночь была явно холоднее предыдущей, о чем говорил тонкий утренний ледок на мелких лесных лужицах. Сейчас стоило сказать спасибо Ваньке, настоявшему забрать отцовский тулуп – и правда, нехрен почки студить на голой земле, пусть даже и покрытой лапником. Интересно, как там Потапов с Фроловым, надеюсь, дождутся без проблем.
Сегодня, скорее всего, не дойдём – дорога крупная должна впереди быть, да пара речек неудобных, это если мы не сбились в пути, потому как вместо карты у меня только копия – не раскрашенная и упрощённая. Подчинённые мои нынешние читать карту не умеют ни разу, но если та деревня, мимо коей мы перед закатом проскочили, Кресты, то вроде должны правильно идти. А если нет? А идти спрашивать что-то не хоцца, ни на грамм.
Так, перекусили и ходу – ещё полчаса-час и дойчи езду затеют.
Блин горелый, не должно здесь быть никакой реки.
— Так, мальчики-девочки, времени на стеснение у нас нет – быстро заголяемся и вперёд. Я иду первый, оглядываться не буду.
Бр-р-р! Чего-то мне перестали нравиться купания, надо завязывать, как минимум, до весны – поздней желательно. Вытираться у нас нечем, да и фиг с ним, время теряем катастрофически.
— Все готовы? Тогда побежали – греться будем!
Побежали мы хорошо, вот только дороги что-то всё нет да нет. Где-то мы заплутали. Пятнадцать минут бега вымотали прилично, но хоть согрелся – родственнички вообще тяжело дышат.
— Маша, давай винтовку.
— Нет.
— Не дури, если за четверть часа до дороги не доберёмся, можем здорово застрять.
— Нет.
Вот упрямая девка.
Так, просвет какой-то.
— Стоп. Иван, в разведку, я прикрываю. Мария, остаёшься здесь – на тебе наблюдение за тылом, к нам по знаку. Помнишь?
— Да, поднятая левая рука.
— Правильно. Мы пошли.
Ванька, пригнувшись, двинулся вперёд. Хорошо ходит, а я хоть и в камуфляже, а всё одно горожанин горожанином. Надо почаще спускаться к истокам, к природе, мать вашу. Вот, опять сучок хрустнул. Парнишка полуобернулся в мою сторону и показал кулак. Понимаю, виноват – но угрожать побоями непосредственному начальнику… На кухне в нарядах сгною, если выживем конечно. Ладно, шутки в сторону, что у нас тут? Фу ты, ну ты – дорога, пока пустая. Хоть и промахнулись, но не сильно. Даю знак Марии и шлёпаю Ивана по плечу. Вперёд. Проскочил, вроде всё тихо. Ни фига не тихо – едет какая-то падла. Чёрт, всего-то пары минут и не хватило.
— Тихо. Лежим!
Мать моя женщина! По крайней мере Костина точно – клонирование здесь пока не известно. Куда меня опять потянуло?
— Маша, не ворочайся, замри.
Вот это мы попали – войсковая колонна. Пять, семь, десять, пятнадцать – и всё трёхосники. Так, а это орудия пошли. Две батареи ПТО, колотушки тридцать седьмые. Батарея семьдесят пятых, опять грузовики с пехотой. А это что – сотки или стодвадцатые? Отсюда не разобрать. Они что, целую дивизию гонят? Тогда нам здесь точно до обеда куковать. А это что? Ага, зенитная батарея, лёгкие. Опять пехота, батарея семьдесят пятых, снова ПТО… Покемарить что ли пока, похоже, это надолго. Во-во – бронеавтомобили, а вот это, похоже, миномётчики катят. Если они и тылы с собой тащат, то всё – можно спать ложиться.
— Маш, — скашиваю глаза на прикусившую губу девушку. — Как просвет появится, толкни меня. Буду храпеть, не трожь – всё одно за таким шумом не слышно.
— Ты… Там же Ванька…
— Да не замёрзнет он, тепло ещё… Ладно-ладно, шучу я так, не нервничай – всё будет хорошо. Не спешите нас хоронить, у нас ещё есть дела, у нас дома детей мал-мала, да и просто хотелось пожить…
— Это стихи?
— Не знаю, похоже… Не помню…
— Твои?
— Ну, уж это вряд ли…
— А ещё что-нибудь расскажи.
— Блока в школе проходила?
— Да, "Двенадцать" и "Скифы".
— А это?
Когда в листве сырой и ржавой
Рябины заалеет гроздь, –
Когда палач рукой костлявой
Вобьет в ладонь последний гвоздь…
Мимо продолжала тарахтеть немецкая военная машина, а девушка с тёмно-карими глазами смотрела куда-то в высоту, не замечая, наверное, даже кроны деревьев нависающие над нами. Может она, и правда, что-то видела там?
