Ознакомительная версия.
Окажись на месте наших героев обычные молодые люди — дураки, или, там, царевичи — наверняка именно так и поступили бы: кинулись на дуб с налету, и в результате лишь вмешательство чудесных животных могло бы спасти положение. Но опытные сыскные чиновники так не поступают, они привыкли обдумывать свои действия и предусматривать последствия оных.
— Подождите, Удальцев, — Роман Григорьевич умерил пыл подчинённого, уже собравшегося громоздиться на дерево. — Во-первых, не стоит никуда лезть, проще отстрелить цепь. Во-вторых, нужно решить, что станем делать, когда сундук расколется и из него прыснет всякая живность. Поддержкой зайцев, селезней и щук мы с вами не заручились, значит, придётся справляться самостоятельно. У вас имеются мысли на этот счёт?
— Имеются, ваше высокоблагородие! — бодро отрапортовал Удальцев, радуясь, что понял, наконец, свою историческую роль. — Я с юных лет весьма ловко стреляю по тарелочкам! Так что утку беру на себя. Если дадите мне ваш револьвер…
— А ваш-то где, позвольте спросить?
— Д…дома… В кабинете оставил… — заморгал глазами юный агент. — Я не думал, что пригодится за границей…
— Ах ты, господи! Ну, ладно, я сам виноват, не проследил… Допустим, я отдаю вам оружие, вы сбиваете утку. А зайца?
— Ой! — Тит Ардалионович совсем затуманился. — Сначала мишень на земле, потом в воздухе… Боюсь, не успею прицелиться.
— Да, сложновато… Я тоже хорошо стреляю, но две подвижные мишени — это риск, а рисковать нам нельзя. Иван Агафонович, у вас-то оружие при себе?
— Как же иначе! — гордо сообщил пальмирец. — Стреляю, честно признаться, не особенно метко, но с оружием расставаться не привык!
А пришлось привыкать. Чуть не час рыскал вдоль обрыва титулярный советник Листунов, рыл носом землю, но так и не обнаружил пропажу. Где, в какой момент выронил — при кошмарном переходе с Рюгена на Буян, или позднее, когда пришлось раздеваться — оставалось только гадать.
Да, весёлый получался расклад — один револьвер на троих, сделать нужно три выстрела (цепь, заяц, утка), быстро и прицельно точно, без права на промах, иначе всё пропало…
Некоторое время их высокоблагородие пребывали в хмуром молчании. Потом не менее хмуро заговорили:
— Ладно. Зайца буду ловить я, — мысль, что делать это придётся РТОМ, вызывала содрогание, но не случайно же он оказался именно Серым Волком, а не конём Сивкой-Буркой, к примеру? Историческая миссия, куда деваться…
В общем, «диспозиция» составилась такая:
— Удальцев, вооружённый единственным револьвером, размещается под дубом, и отстреливает цепь.
— Ивенский находится тут же, в животном обличии, и перехватывает зайца, как только тот выскочит из сундука.
— Удальцев тем временем перемещается из-под дуба на открытое пространство и сбивает утку, вылетевшую из поверженного зайца.
— Внизу, под обрывом, желательно прямо в воде, дежурит прекрасный (по его собственному заверению) пловец Листунов, его задача — сцапать утку или яйцо, случись им упасть в море.
— Не то чтобы я был в восторге от такого плана, в нём множество уязвимых мест, но лучшего всё равно не придумать, — заключил выступавший в качестве архистратига Ивенский и побрёл в отдалённые кусты — оборачиваться. Потому что на этот раз никакая одежда не должна была ему мешать, стеснять движения во время охоты.
Самое смешное, все их приготовления пропали даром: напрасно Роман Григорьевич превращался в волка, напрасно рисковал жизнью Иван Листунов, карабкаясь вверх-вниз (точнее, вниз-вверх) по крутому обрыву.
Тит Ардалионович действительно имел меткий глаз и твёрдую руку — с первого выстрела перебил звено цепи. Сундук, или лучше сказать, ларец накренился и почти сразу рухнул. Крышка от падения отскочила…
Роман Григорьевич метнулся серой тенью… и замер на месте. На его длинной мохнатой морде появилось странное, недоумённо-брезгливое выражение.
— Фу-у! — громко сказал Серый Волк. — Вы только посмотрите, господа, какая гадость!
Должно быть, недостаточно времени прошло с момента возвращения Бессмертного, и филактерия его не успела полностью сформироваться. Не было в сундуке ни зайца, ни утки. Вместо них обнаружилось что-то бесформенное, мясное, пульсирующее, местами поросшее серым мехом и перьями. А из глубин этой кучи живой плоти проглядывала белая скорлупа заветного яйца.
Тит Ардалионович взглянул — и побледнел, к горлу подкатила тошнота.
Над обрывом показалась всклокоченная голова Листунова — подъём занял куда меньше ремни, чем опасный спуск.
— Ну как?! — возбуждённо вскричал он. — Добыли яйцо? В море ничего не падало, поручиться могу!
— Конечно, не падало, — откликнулся волк. — Нечему было падать. Вон, взгляните!
— Ба-а! Эт-то что такое? — отшатнулся пальмирский сыщик. Немало приходилось ему по долгу службы видеть разной кровавой дряни, но то хоть неживое было, и без перьев.
— Это кощеевы потрошка! — пояснил очевидное Роман Григорьевич. — А вон и душа виднеется. Доставайте!
— Я? — Листунов попятился.
— А кто же ещё? Вы Иван, народный герой, вам и карты в руки. Такая уж у вас историческая миссия! Ну же! Во имя царя и Отечества! — подбодрило серое животное, как показалось Удальцеву, не без ехидства.
К чести Ивана Агафоновича, долг свой он исполнил лихо — Тит Ардалионович так не смог бы. Закусил губу, запустил руку прямо в груду тёплых, подрагивающих внутренностей, выхватил большое, не иначе, утиное яйцо. Замахнулся, прицеливаясь о камень.
— Вот оно! Бью?
— Нет! Не вздумайте! — с перепугу Ивенский чуть не оставил народного героя инвалидом. Хотел схватить за руку, чтобы остановить — а чем может схватить серый волк? Правильно: только зубами. В дюйме от запястья бедного господина Листунова щёлкнули мощные, хищные челюсти — в самый последний момент Роман Григорьевич всё-таки успел отвернуть голову, подавив животный рефлекс.
— Но почему? — от удивления Иван Агафонович даже не понял, какая ему грозила беда. — Покончить скорее с проклятым извергом, пока не наделал новых бед!
Их высокоблагородие раздражённо взрыли землю задними лапами.
— Как же вы не понимаете, Листунов!.. Ай! Да я, кажется, блоху подцепил! Вот незадача! Подождите, господа, сейчас вернусь и всё объясню! Удальцев, а вы следите, чтобы Иван Агафонович не наделал глупостей! Головой отвечаете! — с этими словами он рысью удалился в свои кусты — преображаться, а Удальцев подошёл и молча забрал из рук Листунова яйцо, как говорится, от греха. Народный герой не сопротивлялся.
Ознакомительная версия.
