– Я этого не потерплю. Улисс желает, чтобы вы это ели, а я обеспечиваю выполнение его распоряжений. – Он вовремя спохватился и удержался, чтобы в праведном гневе не кивнуть песьей голове, прибитой над кроватью.
– Мой отец – чудовище, – прошептала она. – И когда-нибудь он и вас принесет в жертву.
Хикс тотчас же позабыл о собачьих головах и встревоженно сдвинул брови. В первые дни ее пребывания здесь его забавляли утверждения Бет, будто Улисс Сегундо ее отец. Ведь она постоянно твердила, будто у отца одна рука, а у Улисса их явно было две. Однако в очередное посещение пирата Хикс присмотрелся к правой руке Сегундо и в душе у него поселилось сомнение. Да, она была настоящей, живой, но до странности розовой и пухлой, как у младенца, без мозолей и морщин.
– Что ж, – сказал он хрипло, – до Рождества осталась всего неделя, и тогда я наконец избавлюсь от вас.
Молодая женщина откинула покрывало в сторону, спустила ноги и попыталась встать, но колени подогнулись, и она снова повалилась на постель, тяжело дыша.
– Черт бы побрал вас и моего отца, – выдохнула она. – Ну почему мне нельзя поесть по-человечески?
– А это, по-вашему, что? – наклоняясь и поднимая лист шпината, рявкнул Хикс, тряся им перед носом Бет. – В комнату уже нельзя войти, того и гляди – споткнешься.
– Подайте мне пример – съешьте это.
Хикс с сомнением оглядел лист и, фыркнув, отшвырнул его, давая понять, что не хочет иметь ничего общего с ее детскими выходками.
– Хотя бы пальцы оближите, – настаивала Бет.
– Я… Мне ничего не нужно вам доказывать.
– А что должно произойти в субботу? Вы упоминали какую-то процедуру.
Хикс был рад, что окна были закрыты шторами, потому что почувствовал, как краска прилила к лицу.
– Вы же должны принимать это чертово лекарство, вы же должны все время… – «Дремать, – мысленно закончил он, – а не задавать вопросов, на которые при всем желании трудно ответить прямо». – Кроме того, ваш оте… капитан Сегундо, я хочу сказать, наверняка прибудет сюда к тому времени, и мне не придется… Я хочу сказать, разбирайтесь с ним тогда сами.
Он решительно кивнул, повернулся, но испортил торжественный выход, потому что невольно взвизгнул и отскочил назад, когда заметил стоящую на пороге негритянку, бесшумно появившуюся несколько минут назад.
Бет Харвуд хохотала, негритянка глядела на него пустыми, рыбьими глазами. Хикс поспешно ретировался, подумав: «Почему же ее одежда всегда наглухо зашита, а не застегнута, и почему, если уж она помешана на шитье, не зашьет оторванные карманы, и почему, черт возьми, она все время расхаживает босиком? И еще, – подумал он уже на лестнице, вынимая платок, чтобы вытереть испарину, выступившую на лбу, – почему другие негры так ее боятся? Да что там, моя прежняя кухарка лишь только увидела ее, так выпрыгнула в окно прямо со второго этажа, да и остальных чернокожих, сколько ни секи, в дом не загонишь. Мне пришлось нанимать белых слуг, да и то многие из них уже поувольнялись».
Он вернулся за свой столик на балконе, но утреннее спокойствие было нарушено, и он яростно выплеснул остатки чая и налил в чашку коньяка. «Черт бы побрал Улисса и его присных, – подумал он. – Не стоило мне оставлять Гаити и менять имя».
Он отпил коньяка и скорчил гримасу, припомнив, как красноречив поначалу был Улисс Сегундо. В начале августа он прибыл в Порт-о-Пренс и тут же предъявил векселя крупных европейских банков. Он произвел хорошее впечатление в обществе, прекрасно говорил по-французски, был воспитан и образован, богат, являлся владельцем отличного корабля, который стоял на причале поодаль от берега, по слухам, из-за того, что на борту находилась женщина, только что перенесшая мозговую лихорадку.
Когда Хикса представили ему, на него произвели впечатление явная независимость и богатство этого человека, и когда несколькими днями позже Сегундо пригласил его отобедать и предложил принять участие в паре не совсем этичных, но весьма выгодных предприятий, Хикс был поражен еще и столь глубоким знанием торговли в Новом Свете. Явным стало и то, что ни одна сделка или мошенничество, как бы давно они ни произошли, не были скрыты от взгляда Сегундо: он прекрасно знал о них и безжалостно использовал эти данные. Хиксу даже подумалось: чтобы ориентироваться в таких тонкостях, надо быть либо телепатом, либо иметь связи с загробным миром.
И вот однажды вечером в середине августа Сегундо появился в доме Хикса с плохой вестью. Хикс сонно уставился на Сегундо и отправил слугу за бренди.
– Боюсь, – начал Сегундо, – что вы в опасности, мой друг. Человек, который теперь называл себя Хиксом, только что проснулся, и вначале ему показалось, что Сегундо говорит о разбойниках или о беглых рабах, которые в эту минуту приближаются к его дому.
– Опасность? – спросил он, протирая глаза и зевая. – В доме десять слуг, на которых я готов положиться, с дюжиной заряженных ружей, что…
– Я не об этом, – прервал его Сегундо с улыбкой. – Я говорю о грозящей вам опасности по закону, о судебном разбирательстве.
Хикс мгновенно пробудился. Он взял бокал с бренди с подноса, отпил и осторожно покосился на Сегундо.
– А на каком основании?
– Гм, – отозвался Сегундо, усаживаясь на один из стульев в гостиной. – Трудно сказать. У нас с вами… имеется деловой партнер, и боюсь, что он, оказавшись захвачен и пытаясь облегчить собственную участь, выдал властям всех и вся, кого только мог. Контрабанда, скупка краденого, насколько я понимаю, но за ним водились грешки и другого рода: похищения, убийства, подлоги. Благодарю вас, – кивнул он, когда слуга подал ему бокал с бренди.
Хикс сел на стул напротив. – Кто это?
Сегундо бросил косой взгляд на зевающего слугу, наклонился вперед и проговорил:
– Ну назовем его Эд Тэтч. Вам это имя ничего не говорит?
Хикс осушил бокал, хотел было велеть слуге наполнить его снова, но передумал и приказал ему оставить графин и убираться вон.
– И о каких же, – спросил он, когда слуга вышел и закрыл за собой створки дверей, – нелегальных сделках он поведал закону?
Бог свидетель, Тэтч действительно помог ему во многом, начиная с тетушки, которую пришлось утопить, потому что она вечно совала нос куда не следует, когда ему понадобилось распустить слух, будто его брат мертв. – В этом-то все и дело, понимаете? Мне это неизвестно, но предполагаю, что он выложил все, что знал.
Хикс застонал и спрятал лицо в ладони. Сегундо взял графин и наполнил бокал.
– Не отчаивайтесь, – сказал он. – Полно, взгляните на меня. Я тоже замешан, по крайней мере не меньше вас, и что, я отчаиваюсь? Можно найти выход из любого тупика, кроме вашего последнего.