Едва только загрохотали германские пушки, сразу стало ясно — началось. Пока я быстро одевался, его Императорское Высочество уже успел вернуться из штаба. Старые планы оставались в силе — мы пойдем в обход. Пристегнув к портупее шашку и затянув ремни, я, наконец, снова почувствовал себя боевым офицером. На улице с низкого серого неба моросил мелкий осенний дождик, казаки и текинцы седлали фыркающих лошадей, звякала сбруя, где-то вдали грохотала канонада германцев. Мне подвели коня, толстого флегматичного пегого жеребца по кличке Черчилль. Если мне память не изменяет, именно так звали бывшего Первого лорда Адмиралтейства, Британии оскандалившегося во время Дарданельской операции.
Одним движением я взлетел в седло. В ответ на это Черчилль только фыркнул и повел головой. Непонятно, за что так оскорбили это вполне приятное в общении и послушное животное, назвав именем бешеного британского лорда. Немного освоившись с жеребцом, я с высоты седла огляделся по сторонам.
Полевой лагерь, сам собой возникший вокруг места высадки, быстро пришел в движение. На лугу техники снимали брезентовые чехлы с боевых стальных стрекоз из будущего. Они прилетели сюда вчера вечером, когда уже было темно, и сейчас я, наконец, мог уже разглядеть их во всех подробностях.
Это оружие с ужасающим эффектом было использовано в деле при Эзеле, а потом целый месяц терроризировало германские тылы. Сейчас снующие среди аппаратов техники заливали в их баки керосин и вкладывали в круглые штуки, висящие у них по бокам, длинные тонкие снаряды, на глаз примерно калибра три дюйма.
С другой стороны лагеря, по шоссе в сторону Риги, в реве двигателей и сизом дыму, выступила колонна танков, бронемашин и грузовиков с пехотой. Значит, скоро наступит и наша очередь. И точно, Михаил Александрович приподнялся на стременах, осмотрел уже выстроенную в колонну кавалерию, махнул рукой, и конная масса шагом двинулась к выходу из лагеря.
Ушел вперед головной дозор, составленный из храбрых текинцев, и бронированных колесных машин из будущего. Дребезжали на проселке тачанки с "максимами", накрытыми от дождя брезентовыми чехлами. К моему великому удивлению вместе с нами двинулись броневые машины на металлических гусеницах, со всех сторон облепленные солдатами в пятнистой форме.
Непривычные к лязгу железа и вонючему дыму лошади текинцев начали испуганно шарахаться, и его Императорское Высочество, немного подумав, послал их в боковое охранение. Вытянувшись из лагеря, кавалерия перешла на мерную рысь. Бронемашины тоже прибавили ходу.
Грязь, грязь, грязь. Грязь, брызжущая из-под гусениц бронемашин, грязь, летящая из-под копыт, грязь повсюду. В общем, как всегда на войне, летом солдата мучает вездесущая пыль, весной и осенью грязь, и только зимой все смерзается в камень. Мерно лошадиная рысь убаюкивает, так же мерно урчат моторы бронеходов. Лишь иногда, на небольших подъемах, они взвывают, повышая тон.
Очень быстро я привык и к этому шуму, и к удушливому перегару выхлопов моторов. За всю войну мне не доводилось вести в бой такую маленькую — всего шестьсот сабель и сто штыков — и, одновременно, такую отменно вооруженную часть. Десять четырехдюймовых пушек, десять автоматических пушек в один и две десятых дюйма, и десять пулеметов винтовочного калибра на бронеходах, шесть самоходных пятидюймовых гаубиц, три тяжелых пулемета на колесных бронеходах, и десять "максимов" на тачанках. Все это весьма серьезный аргумент в столкновении с противником. При этом рота в сотню солдат в мешковатой пятнистой форме имеет такую же огневую мощь, как пехотный полк полного довоенного штата. Это, как говорят русские — мал, да удал. До исходных позиций у села Нитауре таким ходом на рысях нам было нужно идти чуть больше трех часов.
Примерно через полчаса марша, по правую руку и спереди, ухнуло так, будто взорвалась морская мина. Еще чуть позже, справа от нас заухали выстрелы из пушек. Ружейной и пулеметной пальбы на таком расстоянии слышно не было, но стало понятно — главные силы вступили в бой.
01 ноября (19 октября) 1917 года. 9:15. Лифляндская губерния, ж.д. переезд на Венденском шоссе у поселка Аугшлигатне.Германский бронепоезд густо дымил трубой блиндированного паровоза у самого переезда, примерно в полусотне метров от затора, состоящего из железнодорожных теплушек, платформ и даже пассажирских вагонов. Солдаты штурмового батальона 14-й баварской дивизии, который он прикрывал, пользуясь паузой, как тараканы расползлись по поселку. "Освободители от русской деспотии", в последнее время изрядно оголодавшие, требовали у оторопевших местных жителей "млеко", "курка", "яйка", и, конечно же, "фройлен"… Грабеж побежденных — национальный спорт немецких солдат еще со времен ландскнехтов Валленштейна и Тилли. Пух и перья, истошное кудахтанье кур, визг возмущенных хрюшек, треск рвущейся одежды, и вопли насилуемых женщин. Все, как обычно, европейская цивилизация во всем своем великолепии. Пока начальство решает, что делать дальше, подчиненные могут и поразвлечься. Ну, а баварцы на такие забавы во все времена были особые мастаки.
В самый разгар "веселья" в той стороне, откуда они пришли, громыхнул такой взрыв, что в домах жалобно зазвенели стекла, а в воздух с истерическим карканьем взметнулись стаи воронья. На юго-западе, у самого горизонта, быстро поднималось ввысь клубящееся облако жирного черного дыма. Вертящие головами солдаты и офицеры 8-й армии еще не знали что вместе с этим облаком к небесам возносятся фельдмаршал Гинденбург, его ближайший соратник генерал Людендорф, а так же командующей 8-й армией генерал Гутьер вместе со всем своим штабом…
Какой мерой мерили, такой и им было отмерено, — причем, с лихвой, как учил Христос. Солдаты штурмового батальона и команда бронепоезда не знали, что за ними тоже пришла костлявая мадам с косой и во всем белом. Там, где в полутора верстах от переезда Венденское шоссе уходило в лес, из-за деревьев показалось нечто большое, серо-зеленое, приземистое и забрызганное по самую башню грязью. Нечто чуть пошевелило длинной пушкой, и не торопясь, как на учениях, влепило 125-мм снаряд прямо в германский бронепаровоз. Расслабившиеся наблюдатели на бронепоезде едва успели закричать, поднимая тревогу.
Бронепоезд находился к траектории полета снаряда ракурсом примерно в одну восьмую. Бронебойная болванка, легко порвав картонную противопульную броню, вскрыла паровозный котел, что называется, "от и до", потом пролетела еще метров двести, и разнесла стоящий у переезда сарай. Паровоз окутался облаком пара, дыма и котельной сажи. Теперь бронепоезд не мог двигаться и превратился в неподвижную мишень.
