— Веня, свои!..
Чуйка не подвела и "туристов" мы нагнали уже спустя три с четвертью часа, после встречи с вертолётом. Однако из-за шума, который производила волокуша да журчавшая вода, нас услышали и организовали нечто вроде засады. Ко мне, стоящему на коленях, с вытянутыми вперёд руками, подбежал сам Очкарик, пелена нагнетаемая кровяным давлением мешала мне чётко его видеть, но несомненно это был мой знакомый студент. Странно было видеть, что кто-то кроме тебя самого может забраться в такую глушь, да ещё имея горящие вниманием и восторгом глаза. Веня, может быть по молодости, а может из-за стресса, видимо не до конца осознавал всю мерзость нашей ситуации. Для него и большей половины "туристов", окончательное прозрение наступит немного позже. Главное, чтобы это случилось не вовремя очередной стычки с амерами, нужно ещё многому их учить… время… как его сейчас недостаёт! Его приятели затаились в кустах по правую руку от меня, перехватив и так уже ошеломлённого итальянца, повалив пленного на землю. Увидев, что тот связан и тащит на себе ещё одного, на их взгляд совершенного покойника, оба "туриста" в недоумении глядели на Вениамина. Тот жестом велев им оставаться на месте, приблизился ко мне и только теперь узнав, кинулся помогать. Взяв его руку, я поднялся, снял маску и слабо хлопнув его по плечу, сразу заговорил. Голос стал хриплым, порой, я сам себя почти не слышал:
— Слушай… внимательно… студент. Мой товарищ потерял много крови, со мной ценный пленник…. Это подельник Шермана. Поверь, он нужен нам живым и невредимым. Сейчас нет времени объяснять, но я всё тебе расскажу, обещаю. Берите раненого — Я протянул Очкарику "винторез" и Мишкину сбрую с подсумками — И бегите дальше, я с иностранцем прогуляюсь и уведу погоню от вас. Потом… потом как карта ляжет, но я постараюсь выйти в место встречи с остальными. Если не приду, ты и остальные… постарайтесь уничтожить авиабазу… там "бомберы", там смерть нашим городам, они не должны взлетать! Ты всё понял?
Азарт в глазах студента затухал по мере того, как смысл сказанного доходил до его сознания. Так обычно и бывает: кажется вот он, всё знает, всё умеет и пули этого непонятного лесовика не берут. А тут моя загадочная личность возьми да и обернись совершенно иной гранью. Кого сейчас этот в сущности совсем ещё "зелёный" пацан узрел? Невысокого, потрёпанного мужика в заляпанной грязью самопальной лохматой накидке с упрямым выражением чёрных, злых глаз на удивительно невыразительном круглом лице, заросшем седой трехдневной щетиной. Мягко скажем, сочетание получилось не героическое, однако сил на спокойный тон и всякие психологические этюды же не то чтобы не осталось вовсе, похоже было, что я беру у кого-то невидимого взаймы сил и соображалку. По моим ощущениям личные резервы обоих этих качеств, закончились ещё во время сшибки у моста. Совершенно не представляю, откуда силы берутся теперь… а шут его знает, лишь бы пружина не закончила разворачиваться раньше времени, лишь бы этот эфемерный "завод" не иссяк теперь, когда комбинация почти завершена! Веня с некой оторопью воззрился на меня, казалось, что вокруг нас двоих образовался некий вакуум: его товарищи хлопотали над раненым, с интересом расспрашивая о чём-то пленника, на нас они не обращали никакого внимания. Очкарик, как только первое изумление прошло, чуть дрогнувшим голосом спросил:
— Лесовик, ты говорил, что вас мало, но все эти нападения, разгром колонны…. Почему не приходят остальные… почему вас только двое?
Идиот, или менее уставший человек, на моём месте скорее всего стал бы безумно хохотать или промолчал совсем, рявкнув что-то в приказном тоне. Всего этого я никогда себе не позволяю, поскольку истеричный смех, выдаёт бессилие, а бессмысленный приказ для пока ещё не слишком доверяющего мне человека, вызовет ещё большее неприятие, я сказал то, что должен — правду.
— Нас всего трое, Вениамин. Это я, мой напарник который скоро отбросит коньки и лежит вон там на волокуше, мы — обычные охранники… чуть круче тех, что ходят между прилавками в супермаркетах. Ну, знаешь: лицензия, почти настоящее оружие и никаких прав случись чего…. Ещё с нами бывший водитель—дальнобойщик, который сейчас идёт в Шишковичи, чтобы помочь вашим раненым найти новое убежище. Вот и вся наша артель.
Взгляд Очкарика выражал полное замешательство, руки дёргали поясной ремень, точно отражая разброд мыслей своего хозяина. Ему было непонятно, то ли я настолько недоверчив, что скрываю от него таинственных могучих союзников, то ли просто тихо тронулся умом. В представлении пусть и увлекающегося околовоенной тематикой, но всё же сугубо гражданского человека, то, что сотворили мы, двум вертухаям—чоповцам и одному дальнобойщику реально не по силам. Какое-то время, он потрясённо молчал, я даже слышал, как рушатся высокие стены и тонкошпильные башни его воздушного замка. Наконец, руки студента пришли к какому-то согласию с мыслями в голове и он подавлено спросил:
— Как?! Я же думал, надеялся….
Нужно было вернуть парня с небес на землю, хотя времени на воспитательную беседу уже совсем не осталось. Случаются моменты, когда правду нужно сказать без прикрас и всякой утайки. Она страшит, однако она же может придать сил, когда услышавший её человек поймёт, что есть работа которую кроме него никто делать не станет. Услышав слова, что вот он, последний солдат, последняя стена, за которой только пропасть и небытие, даже у робких и слабых может случиться прозрение… катарсис если угодно.
— Все мы надеялись на кого-то другого, Веня. Прости, если скажу банальность и если сказанное прозвучит снисходительно, но никто кроме нас драться не будет. Армия… не знаю где она и что делает, в сущности мне это безразлично. Время, когда можно было сидеть и надеяться на других прошли, в глубине души ты это уже знаешь. Вместе мы сумели одолеть врага, он был силён, но мы победили…. Посмотри мне в глаза Вениамин и скажи, так это или может я обманулся и горящие машины на переправе это мираж?!
Голос мой хрипел, но последние слова я почти прошипел, от чего глаза собеседника на короткий миг наполнились иррациональным ужасом и он отвернулся. Однако опомнившись, возразил с некоторым вызовом:
— Это мелочь, комариный укус! Нас разыщут и уничтожат…. Раз нет поддержки, нет армии — всё это бессмысленно и глупо.
— Верно — Боль во всём теле стала невыносимой, но я подавил даже гримасу и остался спокоен, пусть только внешне — Если думаешь как жертва и человек посторонний. Оглянись вокруг: это наша земля, другой уже нет и не будет, бежать некуда. Если ты русский, так и так тебе не жить. Длить агонию, прятаться… это твой выбор?
