class="p1">— В первый раз я проведу тебя в сон. Потом твой дар все сделает за тебя. Главное, не бойся.
— Вот чего я не делаю никогда, так это не боюсь.
Вода обнажала широкое основание, на котором стояла опора. Мы сели на квадратную плиту, прислонились спинами к древним камням. Адриан откупорил бутылку, налил вино в чашку, поставил на камень рядом с собой. В сыром воздухе разлился божественный аромат сладости винограда, нагретого солнцем, и приглушенных нот пряных трав.
Я опустил руку в карман и коснулся заклепки с одежды оракула, которую сорвал в давней драке. Закрыл глаза.
«Вокруг…»
Река ответила тихим шепотом, ветер загудел вдали, шум города рассыпался связкой золотых бубенцов. Сон опрокинулся на меня и Адриана полной чашей дурманящих видений. Как будто я одним махом осушил бутылку клоносского, вместо того чтобы наслаждаться его мистическим ароматом…
Оракул, для которого пока ничего не происходило, поднялся, огляделся. Посмотрел на меня, все еще сидящего на камнях.
— Ну и…
Я покачал головой, заставляя его замолчать, прислушаться. Шумела вода. Далеко. Но сильный, рокочущий звук нарастал.
Даже в темноте я видел, как побледнел Адриан, как сжались его кулаки и напряглись плечи.
— Твоя задача устоять, — сказал я, вставая.
— Знаю, — ответил он кратко.
— Сейчас тебе не надо запоминать образы, которые она несет, потом научишься, просто стой…
— Знаю! — повторил он резче и даже не заметил, как я сжал его предплечье.
Мне тоже нужно было удержаться.
Волна неслась как обезумевшая лошадь. Сходство с дикими конями Посейдона усиливалось тем, что на гребне этого вала кипела пена, развеваясь подобно гривам. Гладкая антрацитовая стена приближалась, я покрепче уперся ногами в землю, набрал полную грудь воздуха. И прежде чем нас накрыло, успел увидеть лицо Адриана.
Он улыбался.
Воспоминание о волне Герарда было еще живо, но это оказалось нечто другое. Дикое, безудержное, ледяное. Меня сдавило, швырнуло в глаза размытые образы, не успевшие зафиксироваться полностью дезориентированным сознанием. Ударило, скрутило, поволокло, перепутало верх и низ, лишило возможности пошевелиться.
И когда я уже почти совсем решил, что рассыплюсь на молекулы в этом потоке: увидел движение в воде. Темную тень, свободно плывущую против течения. Недавно у меня мелькала ассоциация с форелью, легко перепрыгивающей перекаты горных рек, теперь скользнула мысль о барракуде, кружащей рядом с жуком, упавшим с ветки. И этот жук, как ни печально осознавать, я сам.
Еще одна секунда, растянувшаяся до предела, и волна начала уходить. Сила потока ослабевала, я понял, что все еще держусь за Адриана, а он стоит уверенно и твердо, глядя сквозь мутную толщу. Та несет нам навстречу нечто стремительно-неудержимое. Тень, все более обретающую очертания человека…
Я не успел разглядеть его. Вокруг меня и оракула вскипел водоворот. Харибда мира снов, затянув в пучину, швырнула вниз.
Все ниже и ниже.
В абсолютную, бесконечную глубину.
Туда где нет ни времени, ни его волны. Лишь то, что существовало до начала всех времен.
То, что называют Бездной.
…Было тихо. Тишина, это первое что я осознал, приходя в себя. Бархатная тишина казалась необычайно приятной после гула и воя волны. Потом пришли ощущения — мокрая одежда, но теплый ветер, веющий в лицо. Яркий свет, касающийся век…
Я открыл глаза. Мы стояли на широкой старой дороге, мощеной черными, стертыми прямоугольниками камней. Очертания этого пути размывались по краям, словно зрение расфокусировалось и не могло уловить четкие ориентиры. Все остальное пространство заполняли собой облака.
Громады облаков складывались в белые храмы, пронизанные лучами, но стоило лишь на миг отвести взгляд, как они превращались в паруса кораблей, несущихся по морской зыби. А потом становились тропами, уводящими в далекие сады. Каждый раз, когда я видел эти нереальные картины, испытывал одно-единственное чувство — восхищенное изумление. Можно сколько угодно путешествовать по мирам снов: они будут разными, волшебными, пугающими, гротескными, оригинальными, но то, что может показать это место, не увидишь и не почувствуешь нигде. Начало всех начал, бесконечность идей.
— Что это? — прозвучал рядом удивленный голос Адриана.
— Глубины.
— Глубины в смысле… — он указал вниз, под ноги.
Многим кажется, что это слово несет в себе лишь один смысл: дно океанической пучины, глухие подземные пещеры. Нечто дикое, неоформленное. Хаос.
В принципе, так оно и есть. Но кто сказал, что хаос должен быть непременно черно-багровым и мрачным?
— Глубины сна.
Хаос представляется непроглядно-черным потому, что ассоциируется с Космосом. Вселенная снов.
Облака пришли в движение, заволновались, выпуская из белых клубов нечто нестерпимо-яркое. Оно пронеслось мимо, принимая очертания колесницы, запряженной шестеркой коней, и растаяло вдали.
— Мне показалось, я видел… — произнес Адриан не вполне верящий тому, что сумел разглядеть.
Я тоже не поверил, когда попал сюда впервые.
Говорят, редкий сновидящий может проникнуть к краю Бездны. А тем более, спуститься в нее — своеобразную абиссальную зону мира снов. Правда в том, что у Глубин есть очень разные слои и части, они — это не нечто однородное в гигантской вселенной мира сновидений. Поэтому с коллективным бессознательным работаем мы все, миром идей (тем местом, где есть все, что только возможно себе представить) пользуются особо талантливые сновидящие. А вот крайне тяжело: спуститься в самое сердце Глубин.
Я вспомнил невольно свое первое появление здесь.
…Он сидел в глубокой задумчивости, приняв классическую позу мыслителя, чертил что-то заостренной палкой на песке. Не обращая ни на меня, ни на Феликса ни малейшего внимания.
Но я сумел разобрать это не сразу. Гигантское существо, оценить размеры которого было невозможно с первого взгляда. Сознание не в силах зафиксировать детали титанического образа, заполняющего собой все пространство. Холмы мышц перекатывались под кожей, напоминающей серый гранит, лицо, обращенное к земле, похоже на неровный рельеф скалы… палка в руке не меньше пятисотлетней сосны, вокруг головы клубятся облака…
— Пространство здесь населено кем-то? — спросил я, не в силах отвести взгляд от этого зрелища.
— Архетипами, — ответил с легкой улыбкой Феликс. — Здесь собраны все архетипы, существующие в нашем мире.
— И кто этот?
— Койус. Еще его называют Полюсом. Персонификация разума и небесной оси, вокруг которой вращаются созвездия.
Мир действительно вращался, закручивался спиралью подле этого существа.
Тогда я был слишком ошеломлен, чтобы задавать вопросы, поэтому спросил Феликс:
— Знаешь, что такое биос?
И прежде, чем я смог что-то сказать, сам ответил на свой вопрос:
— Биос — настройки управления человека. Если в частности. И всего человечества, в
