вручную набирать всё, что приходило в голову на этот счёт, учитывая разные варианты и синонимы. И занимались мы этим целых два дня, пока я в один прекрасный момент не хлопнул себя по лбу так, что чуть лицо не разбил, и не взялся за телефон. Сослуживцы Тихомирова, чей номер он оставил для связи, весьма удивились просьбе, но после объяснений хоть и не сразу, но помогли выйти на четвёртое управление, занимающееся антисоветчиной. У них был отдел, занимающийся интернетом и отслеживанием диссидентов, так что для нас это был идеальный вариант.
Я, правда, до конца не был уверен, что идея выгорит. Всё-таки с чего бы офицерам комитета возиться с какими-то школьниками. Да и Тихомиров сотоварищи не имел достаточного веса, чтобы не то что приказать, а даже просто попросить людей из другого управления помочь. Однако, на удивление, к концу недели мы получили весьма солидный словарь на нескольких языках, то бишь русском, английском, немецком, чешском, венгерском и прочих, входящих в состав так называемого соцлагеря. Там даже китайский и корейский с вьетнамским были. Я некоторые выражения показал Нам Ману, и тот подтвердил, что да, это ругательства. А после поймал на себе долгий, внимательный взгляд Сикорской и озадачился, не могло ли это быть её рук дело. Впрочем, больше никакой реакции от Софии не последовало, так что я выкинул её из головы. Забот мне и так хватало.
Зосимова подошла на следующий день, и, выполняя обещание, я поработал с ней, напев все мелодии, которые помнил. Бедная девочка выдержала это с трудом, хоть выражение лица у неё было такое, будто я ей зубы без наркоза драл. Ромка сбежал после первой же, а вот Полякова морщилась, скрипела зубами, но терпела. Впрочем, вот уж на кого мне было плевать, так это на неё.
С момента нашей ссоры мы не разговаривали. Точнее, я её демонстративно не замечал, что Машку дико бесило. Ерёмин, как комсорг, попытался было надавить на мою комсомольскую сознательность, но наткнулся на мой удивлённо-ехидный взгляд и отвалил. Даже ему было понятно, что девушка неправа. Да, раньше я был хулиганом и нарушал безобразие разными методами, но дело даже не в том, что моё поведение кардинально изменилось. Просто, как по мне, вот тогда и надо было разбираться, а не сейчас корчить из себя королеву. Особенно в вопросе, который её вообще не касается. Я понимаю, что в Союзе обожают лезть в личную жизнь, но даже в этом случае тхеквондистка пролетала, как фанера над Парижем, ибо она не являлась активисткой, или как они называются.
Будь мне реально шестнадцать, такое поведение бесило бы, а так я просто не обращал на неё внимания. Что раздражало уже Полякову. Но мне было плевать. С Леной же мы определились, что она сделает пока мелодии без аранжировки, и мы сразу подадим песни на проверку в Союз композиторов. А дальше уже по факту. Пропустят и предложат издать — работаем дальше. Нет — бросаем эту затею. Я лично не терял ничего и в том, и в другом случае, так что не парился.
С Выгорским тоже всё получилось как нельзя лучше. Вторую тренировку на неделе я снова посвятил отработке толчка, но на этот раз работал гораздо более осознанно. Не знаю, может, дали результаты ежедневные мучения с Анастасией, но теперь я гораздо лучше себя контролировал. Вообще, жене Михалыча я готов был поставить памятник при жизни, и не я один. Как я понял, врачей такого уровня даже в стране не так много, как хотелось бы. А то, что она возится с нами, вообще нонсенс. Особенно учитывая, что женщина являлась заведующей отделением травматической хирургии городской больницы. А мужу помогала в свободное от работы время. Святая женщина, и со мной были согласны все, кто её знал.
Так что к концу второй тренировки толчок у меня получался почти на автомате. Полноценно овладеть техникой мне не позволяло развитие. Всё-таки двигать энергию по телу я ещё не мог, но в остальном приём освоил. И заметил, что ребята пытаются мне подражать. Судя по тому, что Выгорский ничего не сказал, это был его план. Всегда легче работать, когда перед глазами есть пример. А что бы он ни говорил про то, что приём ничего не даёт в этом плане, я не верил. Скорее уж опытный тренер придерживал ребят, чтобы не надорвались. Я по себе знал, что после нескольких правильных применений техники устаёшь, как сволочь. Видимо, всё же какая-то энергия тратилась, иначе как я сумел бы сорвать двухсоткилограммовую грушу с крюка.
Не сказать, что я теперь чувствовал себя в полной безопасности. Всё-таки толчок — это не полноценный удар. И если схлестнуться с людьми я не боялся, то вот Стая меня напрягала. Тем более что меня хватало всего на пять повторений техники, потом требовалось отдохнуть. Но даже так лучше, чем совсем без ничего. К тому же Егерь со своими псами пропал, видать, потеря двоих отпугнула демонюгу. Но на это я слабо надеялся. Скорее уж тварь затаилась и ждёт момента ударить в спину. Но тут уж сделать я ничего не мог, оставалось надеяться на родную контору глубокого бурения. Но когда наступила суббота, всё так же было спокойно, так что я, не волнуясь, сел в машину к дяде Коле, отправившись на встречу с Шиловым Львом Ивановичем, в котором я давно подозревал какого-нибудь Шниперсона Льва Израилевича. Впрочем, это меня не напрягало. Предубеждением против богоизбранного народа я не страдал.
— Семён, ты бери ещё шашлык, не стесняйся, — Лев Иванович заботливо пододвинул ко мне блюдо с мясом. — Вы ребята молодые, энергеты к тому же, вам много кушать надо.
— Спасибо, — я благодарно кивнул и положил себе ещё пару кусков мяса, — шашлык у вас пальчики оближешь. Дядя Гиви, моё почтение!
— Угащайся, дарагой! — сверкнул улыбкой немолодой грузин, карауливший у мангала вторую партию, а заодно приглядывающий за булькавшем в казане хашем и жарившейся на сковороде картошкой. — Мясо свежее, вкусное, как мёд! Ещё вчера мичало!
— Это же с севера говядина? — я отрезал сочащийся ароматной влагой кусок и полил сверху ткемали, вместе с маринованным луком завернул в лаваш и только после этого откусил, наслаждаясь шикарным вкусом. — Очень нежная. Даже не поверишь, что это от двухтонного быка.
— Э, дарагой, мясо хорошее, но барашек бил би лучше, — пожилой грузин
