В том бою, в его Як попал всего один снаряд и три пули. Снаряд оказался бронебойным и попал прямо в бронеспинку, под очень острым углом. На месте попадания осталась длинная полоска слизанного металла, да две дырки в перкалевой обшивке. Попади он сантиметров на двадцать ближе к носу самолета — вошел бы Виктору точно в бок. Одна из пуль попала в сдвижную часть фонаря кабины, пройдя в считанных сантиметрах от его головы. Но на эти повреждения можно было не обращать внимания, они могли оказаться смертельными, но лишь по счастливой случайности не оказались. Зато одна из пуль попала прямо в трос рулей высоты, почти его перебив. Это могло тоже могло окончиться очень печально — сажать самолет с помощью триммеров Виктору еще не приходилось, да и не факт что такое вообще возможно.
— Вставай, — растолкал Виктора Шишкин, — к командиру вызывают…
Пришлось снова лететь, на чужом самолете, прикрывать наши войска. Виктору достался истребитель Матвеева — сержанта из их эскадрильи. И тут он, что называется, почувствовал разницу… Внешне два одинаковых самолета, его и Матвеевский, изготовленные на одном и том же заводе, одной и той же серии. Но если к своему истребителю Виктор никаких нареканий не имел, то Матвеевская «семнашка» показалась ему тяжелым гробом. Истребитель был очень инертным, медленно разгонялся, и в полете его почему-то все время вело влево. Весь вылет Виктор боролся с норовистым самолетом, пытаясь привыкнуть к его поведению. Хорошо еще, что встреченная во время патрулирования четверка мессеров в бой не полезла. А иначе неизвестно чем бы все это могло кончиться.
С аэродрома, на ночлег, Виктор возвращался уже в сумерках. Группа летчиков ушла далеко вперед, а он ковылял далеко позади. День выдался настолько тяжелым, что идти не хотелось вообще никуда. Он даже начал задумываться, а не ночевать ли ему в дальнейшем на аэродроме? Ведь кормят все равно там. И не нужно будет каждый день таскаться туда-сюда за три километра.
У деревенского колодца он увидел, как какая-то женщина набирала воду. Она поставила привязанное к вороту, полное ведро на край сруба и потянулась за другим, чтобы перелить. В этот момент ведро соскользнуло и упало на землю, окатив водой стоящих рядом малышей — погодков. Немного воды плеснуло на шаровары и проходящему рядом Виктору. Вода была холодной и обиженные таким обращением, дети сразу заревели. Женщина ухватила их на руки, пытаясь успокоить, но это не помогало, обиженные дети голосили на всю округу.
Их крик раскалывал голову. Виктор пошарил по карманам и достал шоколадку. После зимней прогулки по немецким тылам, он всегда носил шоколад из бортпайка с собой. От жары тот растекся, превратившись из плитки в обернутый бумагой ком. Он отщипнул пару кусочков и принялся совать в рот орущим малышам.
— Что вы им суете? — женщина попыталась отгородить детей от Саблина.
— Да это просто шоколад. Он сладкий, они успокоятся.
И действительно, дети сперва пытались выплюнуть неизвестное угощение, но вскоре распробовали, зачмокали. Плач утих.
— Спасибо, — сердито ответила женщина. Она посмотрела на лежащие на земле пустые ведра, на прижимающихся к ней детей и тяжело вздохнула.
Виктор кинул ведро в колодец и быстро набрал воды, подхватив полные ведра, вопросительно посмотрел на женщину.
— Туточки недалеко. Спасибо, — тон у нее уже был другим, гораздо более радостным. — Вот тут поставьте, — сказала она, когда они зашли в ее двор, оказавшийся через дом от того места где жил Виктор. Двор был чистеньким, нигде не видно ни одной лишней травинки либо соринки, но чувствовалось, что здесь давно нет мужских рук. Плетень был покосившийся, словно строй пьяных алкоголиков, ставня в сарае болталась на одной петле, ступени крыльца были подгнившие и требовали замены. Женщина снова вздохнула и протянула: — с этими архаровцами прямо беда, не усмотришь. Зайдите, хоть чаем угощу.
Виктор хотел уже согласиться. Попить чаю в обществе довольно молодой, судя по голосу, женщины, было куда лучше, чем глазеть на темную крышу сенника. в попытке уснуть. Но меньший ребенок на ее руках снова заплакал. Женщина зашикала на него в попытке успокоить, но это не помогало. Его плач отозвался сильной болью в голове у Виктора. Он поморщился и потер виски.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
— Вам спасибо, — ответила женщина и принялась успокаивать ребенка.
На другой день летчиков разбудили поздно. Солнце уже встало, но небо было затянуто облаками. С севера заходила огромная синяя туча, что-то отдаленно грохотало.
— Гроза будет, — Шишкин поежился, умываясь холодной колодезной водой.
— Может с фронта грохочет? — Пищалин уже умылся и ждал остальных.
Шишкин пренебрежительно хмыкнул и усмехнулся: — если бы фронт был так близко, нас бы тут уже не было.
Они пошли к аэродрому. Когда проходили по улице, женщина, что возилась в огороде, бросила пропалывать грядку и подошла ближе к плетню.
— Здравствуйте, — звонко сказала она.
Эта была та сама женщина, которой он вчера помог донести воду. В свете дня Виктор разглядел ее получше. Она была еще довольно молода и весьма красива, хотя тяжелая работа уже положила отпечаток на ее лицо. Они вразнобой с ней поздоровались, но она смотрела только на Виктора и улыбалась.
— Кто это? — буквально зашипел Шишкин, когда они отошли подальше. — Чего это она тебе улыбалась?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — попробовал отшутиться Виктор.
Но Игорь так просто не отставал. Видимо для него сама возможность того, что женщина могла улыбаться не ему, а Виктору казалась абсурдной. Он хотел с этим разобраться и выявить причины. Постепенно он вытянул из Виктора всю информацию и на секунду задумавшись, выдал:
— Ну и чего ты мнешься. Давай, отжарь ее. Неплохая краля.
До обеда вылетов не было. После построения летчики, под руководством штурмана полка зубрили карты с районом боевых действий. Зубрежка сменилась занятием по бомбометанию. Правда, чисто теоретическим. После, за воспитание личного состава взялся комиссар, все были вынуждены выслушивать почти часовую лекцию о международном положении. Когда начальственное рвение немного поутихло, все разбрелись по аэродрому кто куда. Виктор с Игорем и прицепившимся, словно банный лист Пищалиным, уселись в капонире. Друзья сидели на чехлах под крылом Саблинского яка, слушая как редкие капли дождя шумят по маскировочной сетке. Шум этот перебивался металлическим лязгом и тихими матерками — Жорка с мотористом ковырялись в потрохах истребителя, ремонтируя засбоивший мотор.
— А я вот думаю, правильное указание, — Пищалину надоело молчать, и он решил обсудить недавно вышедший приказ о бомбометании с истребителей, — ведь мы так больше немцев убьем.
