И хихикают. Пацанва.
Я и сам улыбаюсь, припомнив школьную частушку. Древнюю, как само школьное образование в России:
Какой-то маленький вассал
Все стены в замке… обошел.
И на стене он написал,
Что туалета не нашел.
Правда, вслух переводить на васконский язык не стал. Ну ее… Потом как-нибудь, при случае подходящем наведу им арт нуво на местную куртуазию.
Выражаю я свое презрение франкам тугой длинной струей со всей мощи юного организма и размышляю о том, что я-то сам тоже ведь теперь франк. По крайней мере, доставшаяся мне тушка по матери — Валуа. Не хухры-мухры в этом мире. Узнать бы еще, кто биологический отец… В это время и в этих местах это очень важная информация. Происхождение в это время многим заранее ставит жесткий потолок в уровне притязаний. Мало мочь, надо еще право иметь. Согласно происхождению по крови. Вон герцоги* Бургундские, на что сильнее были французского короля, а ведь в итоге склонилась сила перед правом. Вроде как бы не прямо сейчас…
Ну почему я больше немцами занимался, нежели испанцами с французами? Сейчас бы знал все про них подробно, как знаю про Священную Римскую империю германской нации, и не блукал бы как в тумане. Почему-почему… Потому что перпендикуляр. В хранилище моего музея основная коллекция холодного оружия сделана в разных там германиях. Вот я про это и статейки писал в журналы. Не только научные, обязательные для годового отчета, но и всякую популярщину для плебса про «пламенеющие клинки» и про то, почему в шлемах-ведрах рыцари не воевали, и прочее, прочее, прочее. И читателю развлечение, и мне копейка не лишняя.
— Сир, вас поддержать, чтобы вы справились с большим делом? — подкалывает меня паж Лопес.
— Будет нужно — прикажу, — отвечаю ухмыляясь. — Но пока мое высочество не испытывает в этом большой нужды.
Смеются. Оценили шутку. Симпатичные пацанчики. Дети еще совсем.
Мне снова заботливо завязали гульфик и, подняв за локти, понесли обратно на лужайку. Мягко несут, надо отметить, без тряски.
Принесли, уложили на место, прислонив спиной к дереву. Тут мне и кашка поспела. Что-то вроде пшенки на воде, но с коровьим маслом типа топленого. И какой-то травяной сбор с медом вместо привычного чая. М-дя, с чаем напряженка будет еще лет сто как минимум. А то и двести. В эти земли, наверное, еще и кофе не просочилось. А если и есть, то проходит под грифом «сарацинская зараза». И так будет долго еще, пока в Вене в середине шестнадцатого века запорожский казак, которому в дуване турецких трофеев достался только один воз с мешками кофейных зерен, не откроет первую в Европе кофейню.
Отвыкать надо от дурных привычек.
Нет еще у местного населения широты кругозора, в том числе и кулинарного. Не было пока великих географических открытий, которые совершат переворот в европейском менталитете, отделяя Средневековье от Нового времени. Тут Маркс со своей теорией в пролете.
Кстати, о дурных привычках: после завтрака сильно захотелось закурить, аж реально почувствовал, как уши пухнут. Но я прекрасно понимал, что это желание чисто психологическое, так как мое новое тело совсем не знало, что такое никотин, и хотеть курить не могло по определению. А вот сознание старика, который курил как паровоз тридцать восемь лет — да, соскучилось по соске. Но эту ломку мы переживем. Организм у меня теперь молодой, чистый — справлюсь.
Тут я вспомнил, что вчера раздал обязательства, которые надо бы выполнить. Известно, что точность — вежливость королей, а вот обязательность сюда тоже входит? Или как?
— Филипп.
— Слушаю, сир, — повернулся ко мне юный дамуазо с готовностью выполнить любой приказ, что так и читалось на его лице.
— Раба Микала надо перевести из конных стрелков на должность моей ступеньки. А то у меня свита чересчур уменьшилась. Распорядись там от моего имени кому следует. Прямо сейчас.
Оруженосец убежал к кострам, оставив меня на попечение пажа.
Микал благоразумно скрылся с глаз. Совсем незаметно. Умный мальчик. Не ошибся я в нем. У него одинаково хорошо работают как теменные, так и префронтальные зоны мозга.
Вернулся Филипп вместе с невысоким кряжистым лет сорока мужиком, одетым в желтую котту* с вышитыми на груди красными быками Беарна. Направленные влево, идущие, оглядывающиеся, один над другим. Котту перехватывал широкий пояс толстой кожи с медными бляхами, на котором висел такой же страхолюдный тесак, как и у Микала. Голова и плечи воина были прикрыты хаубергом*, из которого виднелось только загорелое лицо с пышными черными усами а-ля Никита Михалков. Выдающийся нос с высокой горбинкой и жгучие черные глаза неумолимого убийцы. В профиль он был похож на старого лысого попугая. Руки и ноги в кольчуге — полный хауберг, как у рыцарей первого Крестового похода.
Филипп тактично отошел к шатру, а этот полутораметровый терминатор, встав на одно колено, ударил себя правым кулаком в область сердца и хрипло произнес:
— Сир, дозволено ли будет говорить недостойному слуге вашему?
И глядит на меня как на несмышленыша какого. Ну да, ему же сорок, мне — пятнадцать… будет. Как еще на меня смотреть опытному сержанту, давно привыкшему командовать людьми. К тому же, случись что со мной, венценосная маменька не рыцарям, а ему голову открутит. Остальным в назидание. Рыцари разве что опалой отделаются.
Я разрешил:
— Говори.
— На все воля ваша, сир, но стоит ли забирать из отряда лучшего стрелка, когда обязанности ступеньки может исполнять любой остолоп, был бы он только силен и крепок?
Хотел я ему сказать важно так, по-королевски, что Микал в первую очередь будет первым рубежом моей защиты, и не столько ступенькой, сколько бодигардом*, но, глянув на Филиппа и Иниго, понял, что эти пацаны враз на меня обидятся насмерть. Это же они вытащили в Плесси-ле-Туре мою тушку из свалки, пока Микал в лесу у костерка сидел, палочки строгал. Ну ни словечка в простоте… Как его там зовут-то этого баска, Микал вчера же говорил… Вот голова с дырой… Придется по званию.
— Сержант, а с чего ты решил, что около моей персоны должны быть худшие?
Старый воин обескураженно молчал, вращая глазами, пытаясь найти выход из непростого положения, в которое он сам же себя и загнал по простоте душевной. Но не находил и был уже готов к наказанию, хотя вины за собой не знал, но виноватым себя уже чуял. Мне понятен был этот служака, который обо всем думает с «кочки зрения» своего отряда. Но вот царедворца из него никогда не выйдет. А потому надо брать его на заметку в качестве потенциального помощника с ограниченной компетенцией.