Следующим этапом стал… Текстовый редактор, который появился как "отход" от системы символического кодирования, или, говоря проще, ассемблера. То есть специально никто с текстами на ЭВМ работать вообще не собирался, программисты сделали простенькую "няшку" под свои скромные нужды. Сперва я радовался, что успел подсунуть им в полном объеме синтаксис "ed",[17] самого простого текстового редактора, какой только можно придумать. И только потом понял, какую огромную ошибку совершил. Для взращенных на телетайпах дяденек и тетенек убогий строковый ed казался чрезвычайно удобным! Ну ведь правда, так легко, если нужно исправить букву в десятой строчке, набрать: "10s/ашибка/ошибка/". Удалить пустые строки еще проще — набери "g/^$/d" и радуйся результату.
В общем, писать тексты отчетов за монитором ЭВМ "старосята" приспособились удивительно быстро, благо, никто их в этом не ограничивал. А вот сделать нормальный полноэкранный редактор, в котором можно свободно "гонять" курсор по всему тексту, так ни один паразит и не захотел. Сколько ни требовал — всегда находилось что-то более срочное. И не кого было особо винить — даже Старос не мог представить "Орион-801" на столе у секретарши, ведь за двадцать тысяч[18] можно нанять пару-тройку вполне симпатичных девчонок на пять лет вперед даже с учетом неизбежных "декретов".
С языком для инженеров, по сути, главной сиюминутной задачей, тоже дело шло не слишком гладко. Для начала, из массовой модели полностью исключили все компиляторы, в смысле, пакетные преобразователи программы на языке высокого уровня в машинные коды. Причина тривиальна, впихать в 16 килобайт оперативной памяти два полных текста программы в теории как-то можно, но вот работать с этим практически, да еще без быстрого удобного жесткого диска — ненаучная фантастика. Зато споры о интерпретаторе достигли такого накала, что коллектив программистов раскололся аж на три команды. Каждая из которых "рыла землю" в попытке доказать свою правоту de facto, то есть готовым продуктом.
Первое время, к моему сожалению, в сухую побеждали приверженцы "упрощенного Фортрана", так некоторые называли "Бейсик",[19] недавно разработанный где-то в дебрях Нью-Гэмпшира. Их позицию было легко понять — сроки давят, некогда изобретать что-то новое. А тут и опыт программирования какой-никакой уже есть у программистов, они уже адаптировали трансляторы "Фортрана" для БЭСМ и "Минска", библиотеки программ, опять же, переписывать попроще будет. Им оппонировали сторонники "Алгола", который был, в общем-то, хорош всем, кроме лишнего академизма, в жертву которому принесли простоту и практичность. Однако ребята не сдавались, и у них получалось на мой взгляд что-то отдаленно напоминающее "Паскаль" — на сколько я его помнил из университетского курса. Особняком творили апологеты глушковского "Аналитика", его знаменитый академик спешно допиливал под очередной, кажется уже третий, "МИР".[20] За четыре года в прошлом я так и не понял, почему странная идея-фикс об "аналитических преобразованиях в буквенном виде" завоевала такую бешеную популярность среди советских специалистов. Конечно, красиво расправляться с системами уравнений "как будто карандашом на бумажке", но зачем это инженерам-практикам, расчетчикам, тем более прочим бухгалтерам?[21]
Долго период разброда и шатаний продолжаться не мог, и Старос принял поистине антисоломоново решение. Так появился "Багол",[22] в который "старосята" постарались засунуть все лучшее, что было в "Бейсике" и "Алголе". Кроме того, пришлось тесно интегрировать в новый язык текстовый редактор и "системный монитор" — больше ничего в 16 килобайт все равно не влезало, а работать с памятью напрямую требовалось постоянно. Так в синтаксис "Багола" попали вставки на "ассемблере". Я же лично проследил, чтобы под секвестр попал злосчастный оператор goto, и успокоился — еще одним клоном старичка "Фортрана" стало больше. Не зря говорят, что программу для последнего можно написать на любом языке программирования. Команде, работавшей над "Аналитиком", тоже нашлось применение. По моему совету, их вывели в отдельную структуру на предмет создания чего-то напоминающего пакет технических вычислений Matlab.
К моему немалому удивлению, светила отечественной науки работу команды Староса, можно сказать, просто не заметили. Кое-кто незамедлительно высказали свое "фи", и предсказали сляпанной чуть не на коленке поделке жизнь короткую и несчастливую. Другие проявили формальный интерес, но вялый, на грани обычной вежливости. Наверно, это месть за то, что "не спросили". Хотя я точно знаю, Филипп Георгиевич честно пытался найти помощь… Вот только при словах "три месяца" — остепененные доктора и профессора только крутили у виска пальцем.
Вопрос выбора алфавита для меня и Староса не стоял вообще, в самом деле, какой вариант можно использовать для творения, чуть более чем на сто процентов заимствованного из двух англоязычных продуктов? Тем более реальная школа программирования СССР отставала от штатовской минимум на пятилетку даже с учетом изменений, вызванных моим переносом, и было очевидно, что это еще надолго. Специалисты растут куда дольше процессоров. Однако как мы ошибались!
…Вдали забрезжил первомай 1969 года, и требование Шокина было однозначным — награждение высоким орденом нужно "оправдать". Перевод с советского на человеческий означал, что на праздничной демонстрации требуется удивить конкурентов чем-то реально необыкновенным. И не в тихом М-Граде, для НИИ "Интел" заботливо приберегли место в московской "МЭПовской" колонне. Не зря я так долго и тщательно увиливал от наград, стоило лишь раз дать волю гордыне, проявить слабину, и… Вместо катания на сноуборде по остаткам весеннего снега, пришлось вместе с коллективом отдуваться по-полной в попытках "натянуть" на кастомизированный "Орион-801" что-то вроде примитивного "Автокада".
Собственно, как раз этим я планировал заняться, неспешно возвращаясь в основное здание через двор НИИ из "спеццеха". Последний размешался в одном из бывших гаражных боксов, и был завален, по официальной версии, каким-то остатками военного барахла. Ничтоже сумняшеся канцелярия "Интела" писала по инстанциям гневные требования освободить, наконец, крайне необходимые площади, чем вызывала усмешки курирующего охрану объекта Анатолия. Потому как в реальности отделанное под приличную лабораторию помещение занимал провалившийся вместе со мной в прошлое ноутбук Dell, остатки разобранного для копирования на запчасти "паркетника" Toyota RAV-4, а также прочие артефакты из будущего, в основном электроника, из которой я периодически пытался выпаять что-то полезное для копирования советской наукой. Доступ к "богатству" имели только я, Катя и Анатолий. Не считая, конечно, пяти товарищей из Президиума ЦК КПСС.[23] Любого прочего на диво многочисленная охрана имела право "не пущщать", а в случае непонимания русского языка — защищать спецобъект любыми средствами, вплоть до пары ДШК.[24]
