Тут загорелся один из мониторов без кнопок управления. Я аж подпрыгнул от неожиданности, отшатнулся, споткнулся о рюкзак и упал на пол. До сих пор я думал, что шесть остальных мониторов неработающие, что они лишь пялятся в темноту своими пустыми экранами. Но вот один из них ожил. Я встал на ноги и приблизился, всматриваясь в изображение комнаты, которую раньше не видел.
Первое, что меня поразило, — это то, что помещение было оформлено в мрачно-синих, угрожающих тонах. Пол, стены, одинокий стул — всё это было выкрашено в темно-синий, «морской» цвет, но выкрашено грубо, словно краску наносили, шлёпая по стенам голыми руками.
Второе, что привлекло мое внимание, — это шлем, висевший на спинке стула. Он был сделан из кожи или из чего-то, похожего на кожу, и из него торчали трубки с проводами, уходящими к потолку. Всё в этой комнате как будто приказывало: «Сядь на стул, надень шлем и делай, как я говорю!» Стул здесь был поставлен специально, чтобы на него садились и надевали на голову шлем.
У меня возникло ощущение, что я смотрю на что-то, не существующее в действительности, как будто это видеоигра или фильм. Но я знал, что это не так, — сцена была реальной, и происходила она совсем недалеко от меня. Мне снова очень сильно захотелось выбраться из Бункера миссис Горинг, выбежать в лес и устремиться прочь по тропе. Но у этого плана были существенные недостатки: я находился за много миль от города и не слишком хорошо ориентировался на местности. Я даже почти никогда не выезжал на природу, не говоря уже о том, чтобы выжить в глухомани. Увиденное меня пугало, но перспектива оказаться одному в лесу пугала едва ли меньше. И была ещё одна причина остаться: любопытство. Меня распирало любопытство, и мне хотелось во что бы то ни стало узнать, что здесь происходит на самом деле. Сбежать, не прикоснувшись к истине, казалось почти невозможным.
В комнату вошел Бен Дуган, сел на стул и взял шлем, глядя куда-то в сторону. Потом он поднял голову и сказал что-то, чего я не услышал. Но мне показалось, что я понял смысл по выражению его лица.
Я не могу.
Он посидел ещё немного, но вскоре сдался и надел шлем. Тот закрывал его уши, лоб и глаза, оставляя видной лишь нижнюю половину лица.
«По крайней мере, остальные услышат, как он будет кричать, — подумал я. — Если это опасно, они прибегут к нему и спасут, так ведь?»
Трубки нелепо вздрогнули и подпрыгнули, как будто их наполнили жидкостью или электричеством. По экрану сверху вниз побежали ярко-зелёные буквы и цифры.
Бен Дуган
15 лет
Острый страх: жуки, пауки, сороконожки
Бен Дуган действительно боялся всяких ползучих тварей, обитающих в земле, я это знал. Страх подчинял себе всю его жизнь, и казалось чудом, что он вообще согласился отправиться в лес.
Пока я рассматривал молчаливого Бена, сидевшего в синей комнате, в голове у меня звучал голос доктора Стивенс.
Наконец-то мы дошли до чего-то конкретного, Бен. Но почему? Почему ты всего этого боишься?
Не знаю.
Ты знаешь.
Не знаю! Оставьте меня в покое!
С правого края экрана вырастал столбик, похожий на термометр, в котором поднимается ртуть. Только эта ртуть была тёмно-синего цвета.
— Да что же это такое? Что с ним делают? — спросил я вслух, мечтая оказаться дома вместе с Китом, перед телевизором, по которому показывают фильм ужасов.
«Сейчас как жахнет!» — сказал бы Кит.
Мы всегда так переводили всё в шутку и громко кричали перед телевизором, пока не заканчивались самые страшные эпизоды.
Экран моргнул, по нему пошли помехи, и фигура Бена исказилась. Тело его вздрогнуло, а потом сцена сменилась, и на экране возник мальчик лет пяти-шести, шагающий по парку. Он задорно хохотал, как самый обыкновенный ребёнок, и убегал от человека, держащего видеокамеру. В руках у мальчика была пластмассовая лопатка, которой он размахивал, словно волшебной палочкой. Вот он подбежал к сырой песочнице, стоявшей посреди не слишком ухоженного парка. Солнце скрылось за низкими тучами, и немного потемнело.
Изображение снова исказилось помехами и сменилось картинкой комнаты, в которой со шлемом на голове сидел Бен. Столбик синего «термометра» поднимался быстрее.
— Он боится, — сказал я.
«Да ты чё!» — крикнул бы Кит.
С этого момента картинка постоянно переключалась между Беном Дуганом в синей комнате и маленьким мальчиком в парке. Наверное, внутри шлема был встроен экран, на котором Бен видел то, что видел я. Только вот откуда взялась эта видеозапись?
Настоящая она, или же это обрывки воспоминаний, каким-то образом вытянутые у него из памяти?
Мальчик в песочнице с подгнившими деревянными бортами стал ковырять песок пластмассовой лопаткой. Мокрый песок с трудом поддавался, мальчик отбросил лопатку и принялся рыть руками, по-собачьи. Куски песка попадали прямо в объектив камеры.
Синий столбик в синей комнате дошел почти до самого верха экрана.
Мальчик что-то нашёл. Что-то неожиданное и тяжёлое. Он крикнул, но я не расслышал его слов.
Мама! Кость динозавра! Мама, посмотри!
Вид сменился, камера так резко подъехала ближе к странной находке, что меня почти укачало.
Столбик на изображении синей комнаты едва не заходил за края экрана, как будто полоска вот-вот пробьёт монитор и воткнётся в потолок бомбоубежища. Сидевший на стуле Бен весь сжался и дрожал.
Мальчик, в котором я вдруг узнал маленького Бена, обнаружил в песочнице вовсе не кость динозавра. Он потянул сильнее, и из песка показался человеческий палец. Маленький Бен раскапывал всё дальше и дальше, пока не обнажилась рука по локоть, и только тут мальчик понял, что нашёл. Рука в синих и жёлтых пятнах уже начала разлагаться, как будто по ней проехала машина, и кожа покрылась незаживающими синяками. По руке прополз паук и забрался на палец мальчика.
И тут началось действительно страшное.
Маленький Бен Дуган смотрел в камеру широко распахнутыми глазами, сжимая руку мертвеца. Изображение застыло, как на фотографии, и лицо испуганного мальчика стали заслонять силуэты сороконожек и пауков, как будто они ползали по объективу камеры. С каждым ползучим гадом изображение становилось всё темнее, и скоро песочницы уже не было видно. Пропал из вида парк, пропало и небо. Остались только глаза мальчика с расширенными от ужаса зрачками. Всё остальное покрывало тёмное облако насекомых.
Когда изображение снова переключилось на синюю комнату, Бен тоже застыл, и о его напряжении говорили только подрагивающие вены на шее. Трубки и проводки на шлеме, напротив, шевелились не переставая.
А потом картинка застыла.
«Он умер, — подумал я, невольно опускаясь на кровать и не сводя глаз с экрана. — Бен Дуган умер».
Нет, не умер. Смотри, он вернулся.
Заткнись, Кит! Оставь меня в покое!
Сердце колотилось как бешеное. Через несколько секунд экран моргнул и погас.
Бен Дуган исчез.
* * *
Мне нужны были ответы на целую кучу вопросов, но мониторы тут ничем не могли помочь. Система наблюдения выключилась, а это означало, что я слеп и одинок. Я по очереди нажимал на все четыре кнопки, но ничего не происходило. Может, они включались по расписанию, или то, от чего застыл Бен Дуган, вышибло предохранитель и нарушило электросхему.
За полчаса я попробовал сделать всё, что могло вернуть систему к жизни. Я поискал на панели управления выдернутые провода, но их не было. Я нажимал кнопки в самых разных последовательностях — на тот случай, если систему активировала какая-нибудь особенная комбинация. Я втыкал карандаш в три странных разъёма — скорее всего, предназначенные для подключения динамиков, устаревших несколько десятилетий назад. Я даже проверил электрощит с другой стороны стены, но там всё вообще было доисторическим. Лучше туда не соваться, а не то меня ударит током или отключится освещение наверху.
Чем внимательнее я осматривал экраны, тем сильнее убеждался в их бесполезности. Мне нравится старая техника, но эта походила на мёртвый язык или на каменное колесо — бесполезная до отчаяния.
До меня вдруг дошло, что я страшно устал. День выдался долгий, а вечер оказался ещё длиннее; психологическое напряжение от того, что я прятался в чьём-то подвале, едва не валило с ног. Я постарался прикинуть приблизительный план своих последующих действий, а потом установил будильник и беспокойно проспал почти четыре часа, поднявшись в 3:00. Я ещё раз проверил мониторы, но они не подавали признаков жизни.
Перед тем как заснуть на продавленной кровати, я думал, что составил неплохой план, но теперь он не казался мне таким уж замечательным.
