– Да! – Родион, вздыхая, покачал головой. – Вон депутаты, говорят, говорят, а толку мало!
– Депутаты, чиновники – это к тому же ворье и взяточники, разве что кто по мелочи тащит, а кто миллиардами! И наши, реестровые, атаманы тоже сидят на жалованье, чиновники золотопогонные, пилят бабло, те жалкие объедки, что на казачество от щедроты душевной властей наших перепадает, и за портфельчики, как ты сказал, зубами крепко держатся!
Пасюк разошелся не на шутку, кулаки сжимались до хруста, а зубы скрипели.
– Медальки из золота самоварного, поблескучее, друг другу вешают! Да ну их! – Он в сердцах махнул рукой. – Они отдельно от нас, рядовых казаков, живут, Бог им судья! Вот еще, – он снова заговорил с нажимом, – наприсваивали друг другу званий! И те и другие хороши: и реестровые, что под дудку государеву пляшут, и общественники из Союза казаков! У меня односум у Сивоконя обретается, все никак не хочет уходить, надеется, что там у них еще изменится все… В общем, говорил он мне как-то, что Сивоконь назначил казака одного завхозом в Управу и тут же звание новое накинул: стал тот казак теперь подхорунжим! Завхоз! Лейб-унитазной сотни подхорунжий! Бабы в погонах щеголяют! Тьфу, мать их за ногу! Чего потом на Совете стариков, что всегда у казаков в почете и уважении был, заседать будут? Как к ним обращаться? Здорово дневали, господа старики и госпожи старухи?
Родион, представив это занятное зрелище, ухмыльнулся, но Пасюк, хмурее тучи, продолжил говорить, и всю веселость смыло, словно сливную ручку на бачке дернули.
– Только ты, Родя, не вздумай это никому брякнуть – тебя мигом затопчут! Да и меня с тобой тоже! Ибо за свои чины и медали они нам глотки вырвут, сапогами задавят и мыть их не будут. Самозванцам правда никогда по вкусу не приходит!
Он огорченно взмахнул рукою, уселся на кучу кизяка, отвернулся и затих. Родион же только тяжело вздохнул – только сейчас он понял, куда по собственной воле залез…
Помощник командира комендантского взвода 269-го полка 90-й бригады 30-й стрелковой дивизии Пахом Ермолаев
– В общем так, товарищи бойцы, слушайте меня внимательно, – Ермолаев чуть привстал, уперев носки сапог в стремена и строгим взглядом посмотрел на своих красноармейцев – лица у парней были злые, кому ж понравится ни свет ни заря в поход отправляться, – идем рысью за Иркут, по пути внимательно осматриваем все бурятские скотники. Ежели там кто другой будет, а не местные инородцы, то таких задерживаем, и доставляем сюда в Особый отдел для выяснения личности. Все понятно?!
– Так точно, товарищ помкомвзвода!
Лениво так ответили, но дружно. Бойцы надежные, опытные – прошли с ним весь путь от Урала до Байкала. «Комендачи», в отличие от простых красноармейцев стрелковых рот одеты были прилично – в длиннополые кавалерийские шинели, но не с красными, а синими «разговорами» на груди, и с такими же большими звездами на суконных шлемах, названных «богатырками», чай ведь не пехота сиволапая, а конница.
Укороченные винтовки за спиной, у кое-кого даже редкие в армии карабины, поперек груди набитые патронами тяжелые патронташи, слева у всех на ремне «драгунские» шашки в ножнах, в гнезда которых были вставлены штыки.
Хорошо снаряжены и, главное, умеют оружием своим пользоваться – три года мировой войны, а затем гражданская выучила всех отлично, потому что живы и здоровы, а трупы их недавних врагов по сибирскому походу метель давно замела снежком.
– А ежели кто сопротивляться супротив нас станет, товарищ помкомвзвода?
Ларионов, как всегда, не удержался – смешливый боец, умеет разрядить обстановку. И ведь прекрасно помнит, что Шубин с бандою ушел в Монголию, там у него несколько заимок имеется. Но потому сейчас задал вопрос с самым глупым видом, как бы от незнания раскрыв рот.
– Закрой пасть, ветер продует, товарищ боец!
Нарочито угрюмым голосом бросил ему Ермолаев в ответ, удерживаясь от смеха, и пояснил серьезнее, так чтобы все прониклись поставленной задачей:
– Во всех казачьих селениях расквартированы наши красноармейцы. И казаки потому притихли. Но ненадолго. Вот у инородцев, бурят местных, пользуясь их темнотою, они уже начали шебуршиться. Могут своих соглядатаев направить, тункинских станичников на восстание, кровь из носа, подбить им нужно. Так что всех задерживать надо. И учитывайте, ребята, – местная казачня с бурятами на сто рядов перероднилась, лицами схожи, а потому халаты с малахаями запросто надевают.
– Да уж понятно, товарищ помкомвзвода, что не в погонах, да с шашками расхаживать будут, неконченые же они идиоты, – Ларионов говорил уже серьезно, все бойцы, как надо, «прониклись» полученным заданием.
– Если такие «золотопогонники» с превеликого дурика появятся, сбежав из Иркутска, а более неоткуда сюда идти, – усмехнулся Ермолаев и неожиданно резко произнес, словно вбивая гвоздь. – Брать их обязательно живьем, даже не смейте ранить, ибо особисты с вас шкуру распустят на ленточки. Да и я выдам такому по первое число, мигом в пехоту определю, на своих двоих ходить будете до конца службы! Понятно?!
– Так точно, товарищ помкомвзвода!
– Тогда выступаем, товарищи бойцы! За мной, рысью, марш-марш!
Ермолаев дал шенкелей своей кобыле, и та бодро зарысила по широкой станичной улице, пустынной в этот предрассветный час, но отнюдь не тихой.
Пурга продолжала злобно реветь, но уже намного тише. Этого хватило всем за глаза, чтобы понять – последние дни марта в здешних горах далеко не весна, и уходящая зима, на последнем издыхании, но все же старается показать напоследок людям и домашней скотине свою немалую лютую силу.
В такую погоду даже зловредный хозяин не то что овец, собаку из будки не выгонит – начавшийся вечером буран был страшен. Таких свирепых не то что бойцы, но даже хозяин, матерый старик, припомнить не смог, пробурчав, что тридцать лет назад у бурят за три дня весь скот в степи полег. Но тогда пурга послабее была, а тут такое…
Ставни в больших добротных домах были закрыты, но он прямо всей спиной ощущал десятки настороженных глаз местных казаков, что не могли не подглядывать в узкие щели за его маленьким отрядом, сжимая свои кулаки в бессильной злобе…
Глава четвертая. Родион Артемов
Что-то или кто-то сильно дернул его за руку, чуть ли не вывернув запястье. Очнувшись, Родион боязливо огляделся и не увидел никого: снежный буран заметал все вокруг, стирая и без того почти невидимые границы между небом и землей. Он попытался встать, стряхивая с себя уже изрядно наметенный сугроб.
Обжигающими струйками тающий снег стекал по щекам и спине, отрезвляя и возвращая к действительности. Чувствуя, что от страха начинает поскуливать, парень попытался крикнуть, позвать на помощь. Однако порывы ветра не давали ему возможности открыть рот, не позволяли выдавить из себя хоть звук.
«Мамочка милая! Где я? Что это за место? Где же Саныч? Я что, потерялся?»
Мысли, подстегиваемые ледяным крошевом, забивающим нос, рос, глаза, неслись шальным табуном.
«Чего это? Мы же в тепле были… Мы же вышли к людям…»
Машинально сжав кулаки, Родион почувствовал в ладони задубевший, почти ледяной ремень, которым они с Пасюком связали себя, чтобы не потеряться в буране.
Подняв его к глазам, он увидел, что на конце портупеи, едва заметные, дотлевают маленькие искорки. Едва уже ощутимый, сносимый ветром, еле еще улавливался неприятный запах паленой кожи.
«Где Саныч? Что же это, а? Мамочка!»
Охваченный ужасом, Родион принялся с остервенением сдергивать с руки остатки затянутого на запястье ремня, но промерзшая кожа словно окаменела.
«Господи, спаси меня! Господи! Что угодно для тебя сделаю! Свечки буду ставить каждый день! Самые большие, обещаю! Крещусь пойду, только помоги!»
Он лихорадочно пытался вспомнить какую-нибудь молитву, но в голове была звенящая пустота.
«Может, я уже умер? Может, я на том свете?»
Раздавшийся внезапно волчий вой появился, казалось, со всех сторон одновременно, перекрывая собой рев и мощь бурана и усиливаясь до границ человеческого сознания.
– А-а-а-!!!
По ноге побежала горячая струя, остывающая почти сразу. Родион рухнул на колени, обхватив руками голову и силясь закрыть уши от разрывающего черепную коробку изнутри все нарастающего воя. Очередной, стремительный порыв повалил его и потащил по земле.
«Волки не догонят…»
– Эй, Родя, ты чего? – Пасюк встрепенулся. – Приснилось чего ль?
– А?! Что?!
Родион живо подскочил с кучи навоза, на которой пригрелся, ошалело оглядываясь по сторонам и тряся головой.
– Саныч, миленький, это ты? Я думал, что умер, потерял тебя и больше не увижу!
– Э-э-э! – Пасюк заерзал на заднице, отодвигаясь. – Ты чего? Ты меня попутал с кем-то? Гляди, зашибу!
– Да нет же!
Родион со всей силы тер уши и лицо, разгоняя кровь, чтобы окончательно проснуться.
– Такая чушь приснилась! Тебя словно вырвали оттуда, пропал ты, а я остался… А может, меня перенесло к чертям на кулички этим ужасным ветром? Волки выли еще, да так громко и страшно, что я чуть было не умер во сне…
