— И сколько было вашему дедушке? — поинтересовался министр.
— Семьдесят седьмой год шёл.
— Царство небесное, — Александр Дмитриевич перекрестился, проходя в комнату.
Квартира у Анны была совсем небольшой и обставлена была скромно и без излишек, даже самых «необходимых». Если предположить, что здесь жил старый нотариус, то с деньгами у него была напряжёнка. Ну или старик был настолько прижимист, что все заработанное откладывал. Оставалось надеяться, что у Анны есть все права на то чтобы получить причитающееся ей наследство.
Посередине зала стоял старенький видавший виды диван с продавленными сидушками. Несколько стульев со спинками, книжный шкаф. Собственно стол.
Кстати диван в некоторых местах был пропален сигаретами, хотя накинув на него покрывало, Анна попыталась это скрыть, как и подобает бережной хозяйке.
Протопопов обратил внимание и на то, что под диваном стояла пепельница и несколько грязных кружек. Как будто Аннушка спрятала их на скорую руку. Ну, так-то понятно, не до уборки ей сейчас, когда на голову упало столько хлопот. А плечи у Анны хрупкие…
На столе ожидала скромная полянка, видимо собранная на скорую руку. Тарелка с нарезанными тонкими кусками сыра, открытая бутылка шампанского и два бокала, уже наполненных.
— Угощайтесь, а я пока схожу за векселями, — сказала Анна, приглашая своего гостя к столу.
Вышла, оставляя Протопопова одного в зале.
Министр присел за стул у стола, осмотрелся. Как бы так между прочим, расстегнул верхнюю пуговицу.
Жарко.
Обращало внимание, что комната хорошо прокурена — жёлтые разводы на стенах у потолка. Видать старик нотариус не доставал сигареты изо рта. Удивительно, что прожил почти до восьмидесяти лет. Ну или собирал у себя клуб любителей потабачить, которые только и занимались тем, что закуривали небольшую квартирку.
Протопопов хмыкнул, потянулся к бокалу понюхал по своей старой и уже известной привычке. Ну и вообще… мало ли? Потом на всякий случай переставил местами бокалы, паранойя она такая, так просто от нее не отвязаться.
Уже делая первый глоток игристого, обратил внимание, что поверх стола вместо скатерти застелена газета «Знамя труда» от 6 января этого года. Похоже, что старик симпатизировал левым эсерам. Или что у него в квартире делала эта газета. То, что газета может принадлежать внучке нотариуса, в голову даже не пришло. Казалось, что ей вся эта политическая возня совершенно ни к чему.
Анна вернулась через несколько минут, не дав министру заскучать. Робко улыбаясь, держа в руках пачку векселей, ради которых Протопопов, собственно, и явился к ней на квартиру.
Присела на стул по левую руку от Александра Дмитриевича. Теперь аромат ее духов слышался более отчетливо. Вексели она положила перед министром.
Протопопов улыбнулся ей в ответ.
Она взяла свой бокал.
Чокнулись
Выпили.
Сидя, Анна перекинула нога на ногу и Протопопов скользнул взглядом по показавшейся кружевной повязке для чулок.
Сделал ещё один глоток шампанского следом.
Отвёл глаза, вернее заставил себя это сделать, потому что не хотел. И наткнулся тотчас на взгляд Анны, который как будто бы изменился. В нем будто бы зажегся огонёк, пришедший на смену былой скромности.
Ее глаза вроде как говорили с лёгкой насмешкой: нравится, Александр Дмитриевич?
Нравится.
Протопопов глотнул ещё шампанского, чтобы снять лёгкое напряжение.
— Вот, посмотрите. Об этих векселях я вам говорила во время нашего разговора по телефону.
Анна достала сигареты фабрики «Дукат», закурила сигарету через длинный мундштук. Легонько закашлялась от табачного дыма.
— Мне неудобно было вам об этом говорить, но я даже не знала, что с ними делать, когда дедушка умер. Если честно, я думала отправить их почтой, но потом поняла, что документы легко потеряются, — торопливо говорила она, продолжая курить. — Дедушка бы мне такого не простил, понимаете? Перед смертью он сказал, что вся правда должна быть известна.
Протопопов уже рассматривал векселя. Взял один из них, чтобы ознакомиться. Меж тем, говоря эти слова Аннушка коснулась его руки своей рукой и немножечко так сжала.
Ладонь горячая, и вообще от Анны исходит тепло.
Протопопов поднял свой взгляд. Теперь точно не показалось, Анна заигрывала с ним. Когда их глаза столкнулись, она улыбнулась кончиками губ и, как будто бы смущенно, отвела взгляд.
— Разберёмся, моя милая, вы ведь этого хотите, — заверил министр.
Векселей было пять. Каждый на внушительную сумму 100 000 рублей. По сути целое состояние. Завод конечно не построишь, но хватит купит себе авто, квартиру и ещё жить не тужить оставшиеся годы.
На векселе со стороны аверса было написано:
От сего двенадцатого Декабря тысяча девятьсот пятнадцатого года через двенадцать месяцев по сему нашему векселю повинны мы заплатить Макарову Вениамину Семёновичу серебром сто тысяч рублей, которые причитаются ему в качестве компенсации по страховому случаю.
Владелец страховой компании «Якорь»
Дмитрий Леонович Рубинштейн.
Ниже в уголку — подпись.
И расшифровка — Добровольский Н. А.
На реверсе, где отмечалась дата получения причитаемых средств и имя получателя — пусто.
Понятно.
Так то Макаров был мёртв и потому векселя попали в руки нотариуса.
Платёж, который должен был состояться в декабре 1916 не получен.
Фамилию Рубинштейна министр припоминал. И знал об этом человеке очень хорошо (сложно представить человека в Петрограде того времени, кто не знал о банкире). Это был крупнейший буржуй, имевший протекцию Григория Распутина и Александры Фёдоровны. В 1916 году Рубинштейну вменили госизмену за «спекулятивные операции с немецким капиталом». Обусловлено это было как раз продажей акций «Якоря» предпринимателю, связанному с Германией и спекуляциями с крестьянскими землями и хлебом. Буржуй в ходе сделки по «Якорю» выслал по почте за границу известные ему планы морских верфей и сахарных заводов, застрахованных в «Якоре». Ходили слухи, что все это клевета и истерия, а каку Рубинштейну подложил его давний конкурент Игнатий Порфирьевич Манус. Как бы то ни было, в конце прошлого года, накануне попадания нашего героя в 1917 год, Рубинштейна выпустили и он развязал информационную войну в том числе используя свой главный рупор — газету «Новое время».
Любопытно, что с этим весьма колоритным человеком был связан нынешний министр юстиции Добровольский. И тем более любопытно, что министром Николай Александрович стал через неделю после освобождения Протопопова из под стражи. А до того работал в Первом департаменте правительствующего Сената…
В общем ход мысли складывался крайне занимательно.
— Дедушка сразу понял, что с этими векселями что-то не так, — сказала Анна.
— Как понял?
— Смотрите.
Анна взяла один из векселей и показала подпись, поставленную помимо подписи Рубинштейна и Добровольского на одной из бумаг. И рядом расшифровка подписи сделанная корявым почерком: Симанович.
— Вам известно это имя? — спросил Протопопов.
— Нет, но быть может оно известно вам?
Александр Дмитриевич не ответил.
Да.
Имя ему было известно.
Симанович был никто иной, как секретарь Распутина. Тем более любопытно, что Григорий Ефимович был убит также накануне в декабре.
Анна улыбнулась как-то странно, когда Протопопов не ответил.
— Мой дедушка, как человек честный искал правду, Александр Дмитриевич.
— Зачем же он тогда понёс векселя Добровольскому? — удивился Протопопов.
Для Александра Дмитриевича казалось очевидным, что данные векселя могли иметь эффект неразорвавшейся бомбы.
— Потому как он не потерял веры в людей. И, конечно, такова была воля господина Макарова.
— Понятно.
Протопопов коснулся руки Анны, потом взял ее кисти в свои руки.
— Вы понимаете, что храня эти документы, вы подвергаете себя опасности, мадмуазель.
— Но вы ведь заберёте их у меня? — как будто бы случайно, бретелька сорочки Анны скользнула по ее плечику вниз.
