имеются.
— Хорошо, Ираиду Львовну тоже подключаем. А сейчас идите, звонок вот-вот прозвенит.
Первый урок у меня был в восьмом, там где Ванечка и Дубин, взял журнал с учебником геометрии и поплёлся на свою Голгофу.
— Как наши вчера ихних! — встретил меня восторженный голос с задних рядов.
— Все смотрели? — спросил я у класса.
— Ага, да, а как же, — загомонили ребята на все голоса.
— Тогда по окончании уроков можете проследовать в спортивный зал, там будет акция по этому поводу.
— Чего будет? — настороженно спросил Красногоров.
— Ну акция, — пошевелил пальцами я, — не та, которая на бирже торгуется, а такая форма современного искусства. Торжественная линейка по поводу победы советского хоккея.
— Понятно, — так же на разные голоса раздалось отовсюду, а чёткую мысль сформулировала только отличница Анечка:
— Антон Палыч, так это только один матч прошёл, а всего-то их восемь будет… так что про окончательную победу говорить рано.
— Верно, — заметил я, — но первая выигранная битва даёт хороший задел всем военным действиям. Так что надо радоваться тому, что есть, и не забивать голову дальнейшим. А сейчас давайте уже займёмся геометрией.
И тут Дубин привёл в действие свой зловредный план — у стула, на который я собрался сесть, оказалась то ли подломана, то ли подпилена одна ножка. Красногоров мне вообще-то про другое говорил, наверно Вася поменял методику на ходу. Упасть я не упал, потому что координация у меня неплохая и при этом я ещё уцепился за крышку учительского стола, но и сесть мне не удалось, стул свалился на левый бок, а я остался в полуприседе. Ученики рассмеялись, но сдержанно и далеко не все.
— Ну и кто это сделал? — спросил я, не рассчитывая на честный ответ, но Дубин меня удивил — встал и ответил:
— Ну я.
— Это ты молодец, что признался, за это хвалю. Раз уж начал, продолжай — зачем ты ножку у стула отломал?
— Не отломал, а надломил, — угрюмо поправил меня Вася.
— Это меняет дело, — саркастически заметил я, — и зачем ты её надломил?
— Чтобы вы на пол упали, — достаточно логично продолжил он.
— А если б я и точно упал и при этом что-нибудь себе сломал, тогда что?
— Об этом я не подумал.
— А ты подумай, — безнадёжно махнул рукой я, — родителей твоих я вызывать не буду, всё равно рядом живём, но видеть я тебя больше не хочу. Сегодня, по крайней мере — свободен.
Дубин молча забрал свой портфель и вышел из класса.
— А мы продолжим про векторы, — объявил я остальным.
Торжественная линейка с сюрпризом
За время, которое нам высвободила директорша, мы с Софочкой успели сочинить ещё три куплета частушек, где в частности рифмовались Маховлич и торговля. И вдобавок с помощью учительницы рисования изготовили плакат с ударной надписью «Советские хоккеисты лучшие!» и рисуночком абстрактного нападающего с буквами СССР на фуфайке.
— По-моему этого вполне достаточно, — оценил я крепёж плаката к двум шведским стенкам. — Но сначала пусть директор скажет пару слов от себя — идея-то её, так что отсиживаться в сторонке неправильно будет.
— Поддерживаю, — синхронно кивнули головами Софья и Ираида, которая в пику своему дурацкому имени имела вполне даже привлекательный вид.
Тут прозвенел звонок, и я поспешил в кабинет директора донести до неё, что все приготовления сделаны и можно собирать народ.
— Речь, говоришь, сказать? — задумалась она. — Это можно, только ты бы мне хотя бы тезисы набросал, а то тема для меня новая, боюсь сбиться.
— И учеников надо бы аккуратно перехватить по дороге, а то разбегутся все, — добавил я.
— Верно… я иду перенаправлять народ в спортзал, а ты пиши тезисы… трёх-четыррёх достаточно будет.
Сложилось всё вполне удачно, всех ребят и девчат, конечно, загнать в зал не удалось, но около половины собрались и построились. Директриса торжественно объявила цель собрания, а потом зачитала, сверяясь с бумажкой, мои тезисы. А далее на передний план выступили мы с Софьей и на два голоса и на известный народный мотив исполнили свои куплеты. Ученики откровенно ржали, а в конце дружно поаплодировали.
— Может, кто-то хочет ещё что-нибудь добавить? — неожиданно спросила директриса вместо того, чтобы закруглить собрание.
— Я хочу, — немедленно поднял руку Вася Дубин.
Оксана Алексеевна поморщилась, видимо у неё тоже были какие-то свои разборки с ним, но махнула рукой.
— Выходи к микрофону, — разрешила она, — и выкладывай всё, что там у тебя накопилось.
И он вышел и вполне профессионально пощёлкал пальцами по микрофону. Но сказать ничего не успел, потому что в коридоре, примыкающем к спортзалу раздались вдруг невнятные крики, а потом в дверь громко закричали «Пожар!» и «Горим!». И дымком оттуда пахнуло, из коридора.
— Кто горит? Где горит? — это первой среагировала директорша.
— Кабинет Эн-Вэ-Пэ горит! — заорала учительница пения Лариса Степановна, — на третьем этаже всё в дыму!
— Спокойно, — начала распоряжаться директор, — без паники. Отсюда есть чёрный выход на спортплощадку, дети выходят через него.
— Ключ от него в учительской, — напомнил физрук Фирсов.
— Бегом в учительскую за ключом, — скомандовала она ему.
— И пожарных бы надо вызвать, — вставил своё слово я, — телефон в учительской и у вас есть.
— А Софья бегом в мой кабинет звонить 01, — крикнула она мне. — Остальные стоят на своих местах и не дёргаются.
— Тут парочка огнетушителей есть на каждом этаже, может, попробуем своими силами что-то сделать? — продолжил делать предложения я.
— Тоже верно… иди проверь, есть ли на третьем этаже кто-нибудь, если есть, немедленно спускай их сюда, а сам попробуй свою идею с огнетушителем.
— А можно я с ним пойду? — к нам сзади незаметно подкрался трудовик Антонов, всю беседу он поэтому хорошо слышал.
— Я не возражаю, — ответил я, — одна голова хорошо, а две лучше.
— Идите уже скорее, — махнула рукой она, и мы быстренько вымелись в коридор второго этажа.
— Проверяй все двери, — сказал я Антонову, звали его кстати Егор Кузьмич, — не спрятался ли кто там, а побегу искать огнетушитель.
Искать его пришлось недолго, пожарный щит красовался
