Нет, не должно такого быть как минимум потому, что в солидный журнал кого попало печататься не возьмут. А если напечатали именно кого-попало, сопливого школьника, да такого размера статейку тиснули. То этот левый восьмиклассник, или кто он тогда был — существо нерядовое. Вот возьмём меня — я мог бы выбиться на страницы всесоюзной прессы? Стоп, стишок в «Пионерской правде» не в счет. И работа инструктором обкома комсомола тоже не считается, у меня буст был серьезный в виде того самого комсомола. Да, буст, то есть поддержка и продвижение. И харизма выдающаяся с интеллектом и послезнанием. Хм, у искомого типа я как бы тот же комплект подозреваю. Хотя и в не в таком эпическом объеме, как у меня. Иначе с чего бы он всё еще на пятом курсе журфака зависал? Я бы вот на его месте… вон чего.
Звонок телефона разбудил — получается, что я спал? То есть мы спали вдвоем с Жанной. Закатное солнце лупит в окно кухни и отражается в полированном полу, пуская рыжего зайчика в комнату. Самое смешное, что заснули мы в самых неудобных позах на скамейке с подушками. Вернее, Жанна на скамейке, а я на полу рядышком с ней. Я думаю, что счастье так и должно выглядеть — когда ты засыпаешь утомленный чем-то очень приятным, не утруждая себя переползанием на кровать.
— Жорж-ж-ж, возьми уж-же трубку — прожужжала Жанна. У неё от сонной истомы даже губы не хотели разлепляться.
— Алло! Кто бы ты ни был, но ты очень невовремя, неизвестный человек. Надеюсь, ты мне не предложишь купить квартиру в Новой Москве.
— Здравствуйте, Жорж. А Новая Москва — это где? — У незнакомца был частично деловой, разбавленный ноткой смущения, голос. А фамилия этого незнакомца Гуревич. — Узнал я вас, Олег Петрович, так что богатство кое-кому не светит.
— Да и бог с ним, с этим богатством. Прошу прощения, что помешал. Попозже перезвонить?
Когда человек спрашивает, а не перезвонить ли попозже, это значит, что у него какое-то очень важное и дико срочное дело. Парадокс налицо: когда человек звонит чисто потрепаться от нечего делать, он так вежливо себя не ведет, политесами не заморачивается, чужое время не ценит. Если у самого это не ценный ресурс, то и время друзей не экономишь.
— Да ладно, чего уж. Всё равно разбудили, так что могу говорить. — Стою такой, помахиваю харизмой.
— Разбудил?
— Так у меня часовой пояс другой, у нас сейчас уже ночь.
— Ой, извините тогда. — Блин, что я леплю спросонок? Какой часовой пояс, кака ночь, когда он на городской номер звонит в той же Москве, где и он сам.
— Погоди, Петрович! Всё, я проснулся. Какое дело у вас?
— Да вот, хотелось бы встретиться где-нибудь, за жизнь поговорить. Может, завтра? Если временем располагаете.
Так хотелось назначить встречу в каком-нибудь уютном кафе, перекусить чего-нибудь вкусного за счет чужого кошелька, кофею выпить с круассанами. Ага, в Москве двадцатого века, разбежался. Жанна и та удивлялась поначалу, как пренебрежительно я отношусь у тутошним «приличным» местам. Как получше меня узнала, удивляться перестала, умная девушка решила, что я сравниваю наш советский общепит с уровнем капиталистических заведений. Собственно, так и есть. В России по-настоящему уютные кафешки и бары появились только знаменем капитализма. Я говорю не про пафосные, не про модные, не про дорогие, а именно про уютные атмосферные места. Сейчас их нет. Или они настолько элитарные, что простому смертному, каким я всё еще являюсь, туда хода нет.
— А знаете что. А подгребайте-ка завтра вечерком ко мне домой. Кофе попьём с шарлоткой. Я заставлю одну девушку её испечь. А не получится, так посидим. Адрес мой помните?
— Если вы, Жорж, не съехали со своей квартиры на «Соколе», то помню.
— Вот и чудно. А насчет съехать — меня отсюда никакой силой не выцарапать. Разве что пара богов в кооперации с высшими демонами ополчится против меня.
— Тьфу-тьфу, не накликайте. Демоны, кооперация… Завтра в восемь я у вас. И не гоношитесь с шарлоткой, я что-нибудь захвачу, чтоб не идти в гости с пустыми руками.
— Тогда до завтра!
Года не прошло, как маклер вспомнил обо мне. Чего ему потребовалось от юного и безработного человека от спорта? Еще кооперативы обплевал, обжегся что ли? Или по другой причине подгорает? Завтра видно будет, нет информации к размышлению, нечего и размышлять. А что Гуревич придет с пирожными — это правильно. Не то, что в заграницах бесовских, всяк с пустыми руками норовит притащиться с разговорами о высоком да накидаться на дармовщинку.
— Жорж, кто звонил? — В полутемной квартире девичья фигура, завернутая в покрывало, походила на привидение. Сходства добавляло то, что темный оттенок ткани удачно сочетается с полом, так что в потемках и не разобрать, где кончается пол и начинается Жанна. Или наоборот.
— Привидение, ты хорошее?
— Я голодное. И писать хочу.
— Тогда определяйся с очередностью, покушать у нас пока есть.
Эх, хотелось окна в доме сделать побольше. Но ни возможностей, ни уверенности в правильности решения. Смотрел на вопрос изнутри, а сейчас задумался, как это будет со стороны выглядеть. Нехорошо, если разобраться. Дом не просто коробка, не просто хрущевка, а сталинка, хоть и без лепнины. И как это будет выглядеть, если три окна в доме станут заметно отличаться по форме и размеру? Не поймет архитектурный надзор, стуканут соседи, и будут правы. Так что оставим окна в покое. Тем более, что вид за окнами вполне подходящий для жизни. Просто старые деревья, просто дома напротив, но не сильно близко, потому как скверик в наличии. Нормально я устроился, за такую жизнь можно и… еще пожить.
Утром моё умиротворенное состояние человека, у которого всё хорошо, несколько исправилось на привычное, когда тебя нагружают, погоняют и критикуют по существу. Служба, она и есть служба. Потому что отдыхом зовут другое. На горизонте нарисовались, прости-господи, выборы президента Советского Союза. Блин, я что, ради этого бабочек давил⁈ Или нет иного пути у моей страны кроме как по граблям?
